Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

Я хотела мыть окна, но сначала топталась на кухне, потом, в 3-м часу дня, вдруг пришёл сосед Толя (наш сварщик) с женой Галей, он уезжает работать в пионерлагерь до конца лета. Я сбегала в булочную. Пили чай на веранде. Галя молоденькая, приятная, скромная, есть ребёнок, но не от Толи. Они ходили в зал, смотрели «Коммуналку». Толя тоже жалел, что Гена изменил центр картины, убрал милиционера. Они вскоре ушли.

Я решила-таки мыть окно на кухне. Пришлось повозиться: очень много грязи, скребла краску на стёклах. Но работать было приятно: этот милый палисадничек у окна, тут же, за забором, люди, сотрудники «Канта», активная жизнь. Нина Ивановна там сегодня дежурила, увидела меня, говорит: «Да эти окна никто никогда не мыл…» Какой-то чужой кот орал на нашей крыше над боковым входом, Мурка кантовская к нему пришла – окотилась лишь два дня назад – и уже опять гулять. Я помыла окно. Подрубила, повесила занавески. Аккуратно, уютно на кухне стало.

Гена тем временем то лежал, дремал, то писал «Коммуналку». Опять намечал в центре какие-то новые фигуры, кто-то наклонился, рисовал там себя разъярённого. А я никак не могу смириться с композицией без милиционера, без центра – мне кажется, что теперь это просто смесь трагедии, фарса и кощунства. Стараюсь даже и не глядеть на картину…

Ужинали в 8 вечера, смотрели телевизор. Гену возмутил Лебедь, который «авторитетно» заявил, что нам нужны только три основные религии: православие, буддизм и мусульманство. И никаких заморских сект нам не надо. По НТВ уже поздно вечером на эти его слова отреагировали еврейские эксперты… Потом всполошилась и Америка.

После ужина я решила помыть и три фасадных окна. Открывала их, снаружи мыла, протирала, скоблила краску на стёклах. Тоже была тьма грязи. Фасадное окно у Гены в комнате мыла и снаружи, и изнутри. Быстро темнело, потом пошёл дождик… сильнее, сильнее. Я провозилась с окнами до 12 часов ночи.

Гена опять звонил Шульпину, возмущался Лебедем. Шульпин, неграмотный в вопросах религии, тоже за запреты. Гена волновался: «Разве ты не понимаешь, что такое запреты?.. Ведь так можно и до искусства добраться…» Мы снова пили чай, у меня кололо сердце на нервной почве. Уже около двух часов ночи вдруг какой-то сильный грохот в Товарищеском, долбили асфальт, что ли (не поняли)… По ТВ ужасный фильм «День свиньи» на темы картин Босха – бесконечный разврат, пьянство, убийства и… глубокомысленный текст. Действует всё – ужасно, опустошающе, хочется чем-то скорее «заесть». Я думала про «Коммуналку», где разоблачение пороков происходит тоже путём их демонстрации и концентрации…

Чистым окном на кухне любовались до самого вечера, «приблизилась» природа за окном. Вообще, как-то всё время радостно жить. В саду зацвела липа. Легла в 2.30. Гена – в 3.

28 июня. Пятница

Таганка. Проснулась разбитая: ночь почти бессонная. Уснула на час, а с 5.30 уже не спалось. И «Новый мир» читала (много интересного пишут), и о «Коммуналке» думала (не нравится мне теперь картина). Гена приходил ко мне в комнату в 6 часов, демонстрировал, как избавляется от радикулита, – приседал. В 7 утра думала: а не прогуляться ли мне к Андроникову монастырю? Но не хватило воли. Потом решила завтра перетащить большой старинный сундук из зала в свою комнату. В общем, не спалось почти до 9 утра. Потом уснула.

Встала в 12. Опять у меня кололо сердце. Два окна в доме совсем чистые – на кухне и в комнате у Гены, улица «умылась и приблизилась». Делала сырники, завтракали. Всё о Лебеде рассуждали, будущем диктаторе. Гена читал «Московский комсомолец», светскую хронику – «отвратительно об отвратительном». Но, видимо, человеку надо разным питаться, чтобы что-то и раздражало, будило протесты. Гена звонил Шульпину, Шульпин звонил Гене – постоянный обмен мнениями. Потом Гена мыл голову, бороду. Я выходила в сад, кормила Марту. Третий кустик жасмина, не подававший признаков жизни полтора месяца, вдруг воскрес! Зелень вся мокрая, свежая, очень пасмурно. Я торопилась, хотела съездить на ВДНХ за мёдом. Но в 3-м часу начался ливень, решила уже сегодня не ехать. Нинка звонила: «Ну, я тогда сегодня в дождь к вам не поеду, в воскресенье к вам приду… Я тоже тут замоталася…»

Гена звонил в Москомзем Виктору Сергеевичу – опять наше дело передали Прониной Галине Григорьевне. Занесли с Геной в мою комнату маленький диванчик, поставили углом к моему большому дивану. Но потом я передумала и диванчик этот решила всё-таки заменить большим старым сундуком из зала (ночью ещё придумала). Гена ходил расстроенный сведениями из Москомзема, рисовать картину не мог – темно. Лёг в зале, уснул. Я варила щи. Потом начала шуршать там, в зале, разгребать на сундуке. Гена встал, сам стал там разбирать. Вечные споры у нас из-за этих разгребаний: «Зачем сюда кладёшь, разве не видишь, что упадёт?..» Потом затащили сундук в мою комнату, диванчик – обратно в его кабинет. В комнате у меня стало больше колорита, на старинном сундуке можно и спать, и сидеть.