Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

Ушли они в 3. Гена досадовал, что они сильно отвлекли его от работы. Снова пошёл в палисадник, строил сетчатую дверь, чтобы Марта туда не бегала. Меня он отпустил в магазины за молоком, овощами, хлебом и проч. Я ходила, вернулась около 5 часов, принялась варить картошку. Гена вдруг идёт в дом разгневанный – что уже вечер, что ещё надо чистить палисадник, а я снова на кухне, не помогаю… Грубость, крики… Я, в бешенстве от несправедливости, тоже накричала. Гена психанул, опять ушёл во двор.

Мне вскоре позвонил Борис Овчухов, сказал, что умер художник Дмитрий Хамин, который учился с ними в Суриковском. Я позвала со двора Гену, он стал по телефону расспрашивать Бориса, поразился, что Хамин умер сегодня после операции – удаляли камень из жёлчного пузыря (как и у Гены в 1982 году).

Мы сразу помирились, ужинали. Тут же Марта на кухне, Гена кормил её прямо со стола. Я: «Не порти собаку, не давай ей со стола». Он: «Это не собака, это человек».

И вдруг неожиданно идёт Петя Чусовитин (будто и не оскорблял Гену несколько дней назад). Звал Гену гулять (?), сказал, что у Вали в мастерской «девишник» (отмечает день рождения). Я позвонила, поздравила Валю, она стала звать в гости и меня. Петя пил чай и решил нам помочь в очистке палисадника от замёрзшей глины и мусора. Дали мы ему рабочую одежду, он переоделся, пошли втроём в палисадник. Петя долбил ломом глину, я её насыпала в корыто, а Гена возил через дорогу к забору. Работали часа полтора. Потом Петя устал, переоделся, опять пили чай.

Мы с Геной продолжили работу, Петя просто стоял, смотрел. Гена снова завёл разговор, что хочет на фасаде над окнами сделать гипсовые маски львов. И вдруг Петя говорит, что у него в мастерской есть барельеф львиной морды. Гена стал просить её для примерки, Петя предложил сейчас же за ней и съездить. Я напросилась с ними – поздравить Валю с днём рождения. И уже в 9-м часу вечера мы втроём пошли на метро. По дороге Петя объяснял Гене, что такое логика… Потом рассуждал о шестидесятниках, мол, и в XIX, и в XX веке это самое подлое поколение… провокаторы… всё исподтишка…

Доехали на метро до «Улицы 1905 года», вышли на улицу, и… гремит песня «Таганка» (прямо для нас). Постояли, послушали. Мастерская Пети близко от метро, быстро дошли.

Там у Вали гости, на столе полно еды (я ей подарила мыльный набор). Она устроилась распространителем суперпосуды, из которой можно выкачивать воздух. Фирма уже подарила ей комплект, она мне показала. В общем, выпили мы шампанского, наелись, забрали маску льва – и обратно. Петя с Пашей (сыном) проводили нас до метро.

На Таганку в мастерскую вернулись уже около 12 ночи. Гена устал, смотрел ТВ и уснул прямо в одежде. Пришлось его будить, раздевать. Я опять долго возилась на кухне, варила кашу, фильтровала воду, кормила зверей. Слушала «Свободу» – о безумии писателя Фёдора Чирскова, год назад покончившего с собой в Санкт-Петербурге…

17 марта. Воскресенье

Гена ночь почти не спал. Встал. Меня поднял в 11:30. Чистил ботинки, в которых вчера работал Петя. Завтракали – увидела в окно синичку на сугробе в палисаднике! Гена ушёл работать во двор. Я кормила Ваську, Марту. Звонил мне Слава Коротихин, обещал забрать и проявить фотоплёнку, но пока некогда приехать к нам. Я торопилась помогать Гене, даже не стала мыть посуду. (Да и обеда нет…)

Мы опять долбили, убирали замёрзшую глину и мусор в палисаднике, Гена увозил всё это, как и раньше, на тележке в корыте через дорогу к забору института. Часа через полтора он меня отпустил готовить обед. Обедали в 4.30. И опять в палисадник – до 6. У Марты оборвался колокольчик на шее, но нашли, и Гена снова ей повесил. Приходил к Марте друг – сосед Мишка из гаражей через дорогу. Ещё какой-то белый пёс прибежал – вот они втроём и носились, барахтались в снегу у нас под ногами… Уморительные азартные сценки. Ольга Ивановна, вахтёрша из «Канта», тоже вышла полюбоваться ими. Она рассказала, что пропала Оля, красавица, другая их вахтёрша. Уже месяц не появляется, не звонит, лежит её зарплата. Писали ей – ответа нет, а живёт где-то за городом, далеко. Гена говорит Ольге Ивановне: «Наверно, убили…». – «Да, наверно».

Мы приходили в дом, немного отдыхали. Звонила Людмила Николаевна Гращенкова с очередным приглашением на вечер бахаи (послезавтра). Мы опять в палисадник – кололи смёрзшуюся глину, увозили. До 10 вечера расчистили две трети палисадника, но в углу остались ванны с глиной, на них разный мусор и сугробы. Устали. Ушли в дом.

Я пекла оладьи, ели. Варила гороховый суп, кисель. Слушали «Свободу», рассуждали о политике, о митингах за сохранение СССР (как раз юбилей референдума прошёл, и Дума денонсировала Беловежские соглашения). Гена: «Я теперь буду голосовать за Зюганова». Стал звонить Шульпину, который всегда активно радовался развалу СССР. А тот вдруг тоже: «Молодцы коммунисты! Они хотят восстановить мою потерянную родину – Советский Союз. А Ельцин ничего не делает. Я тоже за Зюганова…» Гена не ожидал такого от него, был прямо счастлив от его слов.