Вчера

Так приятно было над ней издеваться. Чуть ли не кусаться. Но я не ожидала такого ответа. Когда ее злобные руки коснулись моих плеч и все погрузилось в черноту.

Металлический, медный вкус крови заполняет мой рот. В ушах грохочет боль. В голову словно воткнули топор. Я болтаюсь на чьей-то спине. Человек еле дышит под тяжестью моего тела. С трудом, но торопливо он пробирается по тропинке через заросли. Вверху что-то шепчут переплетенные листья. Над головой трещат ветки. Под ногами хрустят их обломки. Я снова закрываю глаза и чувствую, как человек укладывает меня на спину. Земляной запах листвы забивает мне ноздри. Болотистая почва хлюпает совсем рядом с ушами. Близко, всего в ярде от меня, плещется вода.

Я слышу удаляющиеся шаги. Может, стоит подняться? Встать наконец на ноги? Но это наверняка часть гнусного, трусливого плана. Который я намерена разгадать. Уверена, этот человек вернется.

Так что я жду.

Жду.

И жду.

Снова приглушенные шаги – несколько минут спустя. Я захлопываю глаза, притворяясь мертвой. Человек приподнимает над землей мое туловище. Оборачивает чем-то плечи. Похоже на шерстяное пальто. Чертовски тяжелое, словно его нагрузили свинцовыми слитками. Тянет вниз мои плечи и грудь.

Он толкает меня.

Настолько сильно, что я качусь в преисподнюю. Падаю в воду словно кирпич. Жидкая чернильная темнота поглощает меня.

Река холодная.

Как, блин, лед.

Однако эта ледяная вода втыкается мне в череп, словно скальпель, заставляя мозг крутиться на повышенных оборотах. Всего за несколько секунд притупляет пульсирующую боль. Заставляет меня видеть с кристальной ясностью все, включая то, что я должна теперь делать. Я с трудом сую руки в карманы плаща и выкидываю оттуда несколько камней. Я бросаюсь вперед, полагаясь на помощь хилого течения. Наперекор мутному полярному аду, который всасывает меня внутрь себя. Как можно дальше от того места, где я с мягким всплеском воткнулась в реку. Удерживая тело под водой, чтобы не всплыла даже прядь волос.

Воздух.

Мне нужен воздух.

Мне, блин, нужен воздух.

Мои легкие меня погубят.

Но я должна плыть.

Мне нужно выбраться на поверхность.

Позарез.

Мне. Нужен. Воздух.

Я плыву вверх. Один отчаянный глоток. Рот чуть выступает над водой. Надеюсь, я уже достаточно далеко. Молюсь, чтобы он не рассмотрел меня в темноте.

Голову вниз, София.

Плыви. Просто плыви. О господи. Бред какой-то.

Плыви, София, плыви.

Держись течения. Плыви, куда несет река.

Левой, правой. Левой, правой. Левой, правой.

Я выдохлась. Я сейчас умру.

Эта гребаная река меня убьет.

Я больше не могу.

Наверное, я уже достаточно далеко.

Всплеск, и я поворачиваю к берегу. Корни дерева дотянулись до воды – я вцепляюсь в них отчаянными пальцами. Выволакиваю себя на твердую землю, с одежды потоком течет вода. Зубы стучат, руки дрожат. В глазах от воды щиплет. Я падаю лицом в грязь – последнее тупое усилие.

Песок и сырая земля лезут в рот. Тошнотворно-сладкий вкус плесени и гнилых листьев.

Я со стоном поднимаю голову, оглядываюсь по сторонам. Меня окружают плакучие ивы, сквозь их толстые листья луна и звезды кажутся мокрыми. В темноте вдоль реки извивается заболоченная тропа. Похоже, течение дотащило меня до самого Райского заповедника. Я выволакиваю свое тело из грязи, встаю – несколько неприятных секунд земля колышется и вздымается волнами. Я кое-как пробираюсь сквозь заросли мимо сужающихся кверху перекрученных деревьев. Их грубые листяные пальцы цепляются за одежду все то время, пока я со скрипом ковыляю к машине.

Вид у меня, должно быть, как у кикиморы из ада. Я надеюсь никого не встретить. Иначе это будет катастрофа.

Быстрее, София.

Черт и дьявол. На противоположном конце Гранчестерского луга какая-то тетка выгуливает собачку. Не замирать. Не дрожать. Иди дальше. Сделай вид, что ничего не происходит.

Женщина с собакой поворачивает на Марлоу-роуд. Слава небесам.

Мой «фиат» так и стоит на обочине. Ключ зажигания оттягивает карман брюк. Я достаю его и завожу мотор. Дрожа в мокрой одежде и петляя по проселочной дороге, я направляюсь в Котон. Из-под колес выскакивает заяц с большими яркими глазами. Заруливаю на загаженный павлинами проезд, выключаю мотор и вваливаюсь в дом через парадную дверь.

Эгги втягивает в ноздрю дорожку, насыпанную на мрамор кухонной столешницы, рядом – полупустая бутылка абсента. Наверное, только поэтому она не падает со стула. Несмотря на то, что на нее, широко ухмыляясь, надвигается ее мокрый доппельгангер.

Маленький сварливый Хрущев на меня фырчит. Он намерен поточить когти о мой ботинок. Но Эгги даже не моргает. Возможно, если человек живет на коксе, зеркала ему мерещатся постоянно. Даже если их нет поблизости.

– Привет, Эгги, – говорю я, улыбаясь еще шире.

Я шагаю к ней. Становлюсь справа.

Рука напрягается. Приготовиться.

Она не обращает на меня внимания: ее больше интересует вторая дорожка кокса. Выложенная на кухонной столешнице.

Почему меня это не удивляет?

Я поднимаю руку.

Скрученная в трубочку пятидесятифунтовая банкнота падает из ее руки на пол.