Вчера

Начальник отдела уголовных расследований Ричардсон заслуживает большего, чем пара пинков, кстати говоря. Я до сих пор убеждена, что это он – вместе с Марком – забил последний гвоздь в мой сент-огастинский гроб. Но с другой стороны, мне надо благодарить свою счастливую звезду за то, что он такой дрянной следователь. Когда-нибудь я с ним разберусь.

А пока полежу на дне.

Достаточно долго, чтобы осела пыль.

Кстати, о пыли: через неделю после всего я забрала из морга тело Эгги и договорилась, чтобы его кремировали с должной заботой. И заплатила крематорию, чтобы они сделали из ее пепла искусственный бриллиант. Сейчас он вставлен в платиновое кольцо у меня на пальчике. Эгги могла бы сказать спасибо за то, что я так благородно поступила с ее останками. Она не заслужила бриллиантовой реинкарнации. И все же есть в этом превращении некая поэтическая справедливость. Между прочим, она столько лет не отдавала мне мамины драгоценности.

Я купила билет в первый класс до Бора-Бора вскоре после того, как поговорила по телефону с Эггиным распорядителем активов. Он сказал, что все ее имущество стоит тридцать семь миллионов фунтов, включая три стрип-клуба и акции журнала «Плейбой». Я открыла рот от изумления, когда он назвал эту сумму. Я собиралась получать в наследство только тридцать один миллион. Потом я вспомнила, что Эгги когда-то выходила замуж за Гровнера, но через полгода развелась, чтобы выйти за папашу.

Никогда не помешает выйти замуж за богатого.

А потом за того, кто еще богаче.

Позже я продала акции «Плейбоя» (не хочу приближаться к империи Хефнера на пушечный выстрел). Однако стрип-клубы решила оставить.

Они неплохо работают.

Рентабельны, говорят.

Особенно тот, который в Москве и называется «Дантов ад». Эггин подарок самой себе на сорокалетие. Несмотря даже на то, что от адских доходов приходится ежемесячно отстегивать приличный кусок шефу московской полиции. Усатому мужику, очень фотогеничному и проворному для своего возраста. Но девиз у него, похоже: «Наш бог – бабло». Маленькая невинная Анна Мэй, таким образом, остается де-факто главным начальником над пятьюдесятью пятью танцовщицами и двадцатью тремя стриптизерами-мужчинами, пять из которых похожи на Ченнинга Татума.

Поразительно, как иногда мстит прошлое. Даже на этом слепяще-белом бора-борском пляже. Вокруг трепещут на ветру волнистые пальмы, а всего в нескольких ярдах от моих ног плещутся кристально чистые волны. Самое далекое место, пришедшее мне на ум, когда я покупала билет на самолет. Вчера я прочла в «Уолл-стрит джорнэл» о нем. Мужик с лохматым лабрадором оставил на песке газету, перед тем как резиновая шлюпка увезла его на яхту. Я подобрала этот листок, и в глаза мне бросился заголовок в самом низу страницы: «Писатель публикует заметки о своей жизни в Белмарше».

Он теперь работает в тюремной библиотеке. Одна из лучших должностей для заключенных, наверное. Надеется вскоре опубликовать свои тюремные размышления. Может, даже сборник рассказов. Захватывающие истории преступлений и наказаний. О которых он наслушался от сокамерников во время бесчисленных обедов, за миской с печеной фасолью. Идеальный заключенный на сегодняшний день. Поэтому, весьма вероятно, получит досрочное освобождение. Могут выпустить уже через четыре года.

Лысый черт.

Поразительно, как некоторые умудряются делать литературную карьеру. Когда у этих некоторых накрываются шляпой политические амбиции. Когда их сажают в тюрьму строгого режима за непредумышленное убийство.

Но опять-таки – этот человек всегда умел обращаться со словами. Слова убеждают, нравится вам это или нет.

В заметке еще написано, что ему разрешены дополнительные еженедельные посещения родственников или друзей. Добропорядочная жена-моно, оказывается, приходит к нему через день, приносит книги, носки и вязаные джемперы.

Почему эта женщина с ним не развелась? После всего, что он сделал? После того, как открылось, что у него не просто была любовница; он эту любовницу умудрился – так считается – утопить в Кэме. И почему не ушел он? Нужно быть сумасшедшим, чтобы оставаться с дурой-моно, убившей его дочь. Я не понимаю. Я, блин, не понимаю. Я уже давным-давно прочесываю газеты в поисках отчета об их разводе. Я устала ждать того, что никогда и никак не происходит. Конечно, им друг на друга наплевать. Или нет?

Мне это не нравится. Страшно раздражает. Очень хочется швырнуть чем-нибудь в мужика на огромном надутом лебеде.

Последние строчки заметки в «Уолл-стрит джорнэл» звучат особенно обидно: «Мистер и миссис Эванс вновь произнесли клятву верности друг другу в церкви тюрьмы Белмарш. Их пресс-секретарь Роуэн Рэдфорд сказал, что Клэр Эванс с нетерпением ждет досрочного освобождения своего мужа».

Хочется все бросить и рвануть обратно в Британию. Завершить все как положено. Завершить их брак тоже. Чтобы дошло. Это досрочное освобождение мне совсем не нравится. Его не должно быть. Этот человек заслужил медленную неотвратимую тюремную кончину. В крайнем случае семнадцать унылых лет за решеткой.

А не четыре.

Но это все отдельная история. Будущая миссия.