Вчера-позавчера

Как-то встретил у Тоси Ицхак человека, который вел себя как хозяин. Почувствовала госпожа Блойкопф, что они смотрят с удивлением друг на друга. Тогда рассказала она гостю, кто такой господин Кумар, а Ицхаку рассказала, кто этот гость; это – зять ее, муж ее покойной сестры. В тот самый день, когда пришла весть к ее отцу, что Шимшон умер, поехал ее зять в Триест, куда обычно ездит каждый год, так как он торгует южными фруктами, – оставил все свои дела и приехал сюда.

Спустя восемь или девять дней свернула госпожа Блойкопф холсты Блойкопфа, и сложила их в кроватку умершей дочки, и отдала каким-то своим знакомым. Убрали их куда-то, пока они не сгорели. Вернулась Тося вместе со своим зятем в родной город, вернулась после того, как выдержала много мучений с Блойкопфом, и теперь, когда Блойкопф мертв, готов ее зять жениться на ней. Самых лучших девушек расхватывают себе художники в жены. Но жизнь художников – это жизнь горя и страданий, и многие умирают молодыми от голода, и потому иногда достается и обычному человеку такая милая и чудесная женщина, как Тося.

Часть десятая сиротство

1

Когда Блойкопф умер и его вдова уехала за границу, не осталось у Ицхака близких друзей. В последние недели перед кончиной Блойкопфа он не бывал там, но после смерти Блойкопфа совсем замкнулся в себе. В те дни Ицхак избегал бывать на людях и проводил много времени наедине с собой. Его поражало, что мир полон страданий, а за страданиями следует смерть. И перебирал в своей памяти всех умерших друзей. Наконец он решился и пошел к соседям, своим соотечественникам, студентам учительского семинара. Вместо четверых своих друзей нашел он только двоих; один заболел, и увезли его в больницу, а другой женился и ушел жить к тестю и теще.

Женщина эта была хромоножкой, и трудно было ее сосватать из-за ее увечья. Как-то раз, на следующий день после праздника Суккот, она пошла на могилу Шимона-праведника, там сломала ногу и стала калекой. Но ведь могилы праведников приносят исцеление – как же так вышло? Может, потому, что она пошла только показать свое новое платье, запутались ее ноги в платье, и она сломала ногу. Но праведник сжалился над ней: послал ей жениха и навел слепоту на его глаза, чтобы не посмотрел на увечье. И оттого, что он не посмотрел на увечье дочери народа Израилева и взял ее в жены, удостоился он содержания.

Насмехаются оба его приятеля над этим простофилей, соблазнился тот хлебом своей женушки-простушки. Но когда они смотрят на свой жалкий хлеб, который режут на крошечные порции и никогда не могут насытиться им, они понимают его поступок. Далеко не каждый Амнон удостаивается Тамар, и далеко не каждый Шломо находит Шуламит. Как бились их сердца, когда они сидели вдали от Эрец Исраэль и читали о любви к Сиону, о величии прекрасных дочерей Сиона! Теперь они живут в Иерусалиме, но не довелось еще им увидеть эту красоту. Может быть, и вправду правы были наши мудрецы, благословенна их память, считавшие Песню песней иносказанием и аллегорией.

Лежат два наших молодых друга на своих шатких циновках, на продранных постелях – с книгами в руках. Много чего написано в книге, но главного нет в книге: каким образом поддержать тело посреди голода, и жажды, и свирепых болезней, и других напастей нашего времени. Если бы остались они дома, то женились бы и прилично одевались, и жили бы, как люди, и ели и пили бы, как люди; принимали бы участие в жизни общины и считались бы сионистами, и покупали бы шекели, и жертвовали бы деньги в Керен Каемет, и подписывались бы на газету на иврите; и интеллигентные молодые люди приходили бы к ним и беседовали об Ахад ха-Аме, и о Менделе, и о Бялике, и о переменчивости вкусов в литературе и поэзии. Когда были их родители молодыми, величайшим еврейским поэтом считался Ялаг, а когда были их деды молодыми – Адам ха-Когэн, а до Адама ха-Когэна всеми было признано, что Нафтали-Герц Визель – величайший поэт. Теперь уменьшилась популярность Визеля, никто не помнит Адама и даже Гордона позабыли; все в один голос утверждают, что нет такого поэта, как Бялик. Однако времена меняются, постепенно изменяются вкусы, и, может быть, придет новое поколение, которое не почувствует все то, что мы чувствуем у Бялика. Но к чему нам заботиться о завтрашнем дне, довольно нам сегодняшних забот! Если выстоят они во всех этих бедах, и закончат курс учебы, и не провалятся на экзаменах, то получат должность в школе и законный кусок хлеба; только ведь не хлебом единым жив человек. Есть еще много всего, чего жаждет душа человека. Пока что они в безвыходном положении. Все то время, пока их было четверо, трудно им было платить за комнату, теперь, когда их двое, и подавно.

Пару раз заходил Ицхак навестить своих друзей. Потом перестал бывать у них. Пока Блойкопф был жив, казалось Ицхаку, что он оставляет своих друзей ради Блойкопфа. Когда Блойкопф умер, пропал для него вкус дружбы.

2