Вчера-позавчера

Все то время, что Блойкопф жил в Галиции, не был он привязан к ее жителям, а как только уехал оттуда, полюбил их. На то было много причин, но главное, что он чувствовал себя в Иерусалиме среди русских евреев не в своей тарелке, потому что «русские» эти, несмотря на широту сердца, щедрость, острый ум, мужество и чувство ответственности, лишены чего-то, что дано нам, выходцам из Галиции, в изобилии. И так как Ицхак Кумар был родом из Галиции, обрадовался ему Блойкопф и не успокоился, пока не усадил его перед собой и не показал ему несколько своих работ. А так поступает он далеко не со всяким – не всякий человек стоит того, чтобы художник утруждал себя ради него. Под конец посвятил его Блойкопф в часть своих замыслов и истолковал ему некоторые свои картины. «На самом деле вовсе не всякая хорошая картина требует пояснений, но оттого что большинство людей смотрят и не понимают, что они видят, должен он, художник, помочь им увидеть. На первый взгляд довольно с художника того, что он рисует; иногда даже он сам не знает, что именно он изображает, но, во всяком случае, ему об этом известно лучше, чем его истолкователям, не говоря уж о тех, кто считает себя покровителями художников», – говоря так, Блойкопф показал Ицхаку еще несколько картин, которые могут ошибочно приписать ему, а это не что иное, как работы самых разных людей, не связанных между собой ничем, но подражающих ему. На первый взгляд это не должно было бы тревожить его, ведь никакое подражание не может быть правдой. А в каждом подлиннике есть своя правда, и незачем ее занимать у других. Известно, что любое подражание изначально не нужно, и не стоило бы беспокоиться о пустом, однако появились критики, упоминающие имена авторов подделок наряду с его именем. «Ты можешь сказать: неужели и вправду картины, изготовленные подражателями, так похожи на те, что я пишу? Скажу я тебе: нет, не похожи, а если и похожи, какая в них нужда, ведь мои уже существуют, а то, что мои картины существуют, невозможно отрицать, ведь если это не так, то чему же они подражают?»

Так и сидели они, Шимшон Блойкопф и Ицхак Кумар. Блойкопф говорит, а Ицхак слушает. И вовсе не все, что говорит один, понимает другой, но каждое слово Блойкопфа гладит его самого по сердцу и помогает забыть немножко о своих заботах. И кажется ему, будто всю свою жизнь он ничего так не желал, как этого часа; и кажется Блойкопфу, что все, что он говорит, хранилось у него в сердце для этого человека. Это немножко странно, ведь Кумар этот – простой маляр и не имеет никакого отношения к искусству, но Блойкопф полагается на себя: уж если он говорит с ним – значит, тот достоин этого. И вот, он говорит… и говорит.