Вдали от безумной толпы

Батшеба заколебалась. От сельчан, которым доводилось бывать в Кестербридже, близ казарм, она слыхала об удивительном зрелище, именуемом сабельными учениями. Мужчины и мальчишки, которым удавалось заглянуть на плац сквозь щели в заборе или со стен, рассказывали, что более ослепительной картины не придумать: сабли и пуговицы мундиров вспыхивают повсюду, словно звезды, и каждый взмах руки как по компасу выверен.

– Да, я охотно поглядела бы, – сказала Батшеба, мягко выразив то, что ощущала жгуче.

– И поглядите. Я вам покажу.

– Но как?

– Что-нибудь придумаем.

– Не с тростью же – так неинтересно. Я хочу видеть упражнения с настоящей саблей.

– Само собой. Здесь у меня сабли нет, но к вечеру я ее раздобуду. – Трой нагнулся к Батшебе и что-то тихо проговорил. – Согласны?

Она покраснела.

– Ах нет, я не могу! Я очень вам признательна, но не могу.

– Полноте, почему же? Никто не узнает.

Батшеба опять покачала головой, хотя и не столь решительно.

– Если я и соглашусь, то должна буду прийти вместе с Лидди. Могу я взять ее с собою?

Трой перевел взгляд вдаль и холодно промолвил:

– Не понимаю, для чего она вам.

Глаза Батшебы против ее собственной воли сказали, что в глубине души она тоже не находит присутствие Лидди необходимым, и виной тому не только холодность Троя: даже тогда, когда сама она говорила, будто должна взять служанку с собой, на самом деле ей этого вовсе не хотелось.

– Воля ваша, я приду, причем одна. Ненадолго. Совсем ненадолго.

– Достаточно и пяти минут, – ответил Трой.

Глава XXVIII В ложбине, поросшей папоротником

Склон холма, против которого стоял дом Батшебы, переходил в пустырь, где в эту пору буйно кустился папоротник. Стремительно выросшие листья, нежные и полупрозрачные, ослепляли чистейшими оттенками сочного зеленого цвета. Лето было в разгаре, часы пробили восемь часов пополудни. Золотой шар, ощетинясь роскошными длинными лучами, еще трогал верхушки папоротников, когда послышался мягкий шорох платья. Чувствуя, как перистые руки растений гладят ее плечи, Батшеба вошла в гущу зарослей, остановилась, затем повернула обратно, вновь поднялась на пригорок, спустилась и прошла полпути до дому. Решив более не возвращаться в папоротниковую низину, она бросила прощальный взгляд назад и вдруг увидала, как пятнышко рукотворного багрянца обогнуло холм и исчезло за ним.

Думая о том, как разочаруется Трой, поняв, что она не пришла, Батшеба прождала минуту, затем еще одну, после чего бросилась бежать по полю, опять взобралась на горку и опять спустилась. Она буквально дрожала от сознания собственного безрассудства. Дыхание сделалось частым, и глаза сверкали совсем не так, как обыкновенно. И все же Батшеба продолжала идти. Дойдя до ложбины, запрятанной посреди пустыря, она увидала Троя на самом дне. Он смотрел на нее.

– Я услыхал, как вы пробираетесь сквозь папоротник, – сказал сержант, подавая Батшебе руку, чтобы помочь ей сойти.

Ложбина представляла собой естественную впадину, похожую на блюдце тридцати футов в поперечнике и не слишком глубокую: стоя в самом низу, Батшеба и Трой чувствовали, как солнце золотит им головы. Небо казалось диском в обрамлении из листьев папоротника, который рос на склонах ложбины и только на дне резко сменялся толстым шелковистым ковром из мха и травы – таким мягким, что стопа до половины в нем утопала.

Трой вынул саблю из ножен и высоко поднял ее, подставляя солнцу. Сталь приветственно сверкнула, словно была живым существом.

– Итак, – сказал он, – у нас есть четыре правых и четыре левых рубящих удара. Затем еще четыре правых и четыре левых колющих. У пехотинцев набор, на мой взгляд, поинтересней: у них семь рубящих приемов и три колющих. Однако их приемы не так сокрушительны. Это было предисловие. Переходим к показу. Первый удар такой, как будто мы сеем зерно. – Батшеба увидела в воздухе нечто наподобие перевернутой радуги, и рука Троя снова замерла. – Второй удар: ставим изгородь. Вот так. Третий: жнем. Четвертый: молотим. Вот. И то же самое слева. Уколы наносятся так: раз, два, три, четыре – это правые; раз, два, три, четыре – левые. – Сержант повторил движения. – Показать еще? Извольте: раз, два…

Батшеба торопливо его прервала:

– Прошу вас, довольно! Ваши двойки и четверки еще не так страшны, но единицы и тройки ужасны!

– Очень хорошо, обойдемся без них. Теперь рубящие удары, уколы и оборонительные движения вместе. – Трой исправно продемонстрировал названное. – А преследовать противника нужно так… Ну вот, это основное. В пехоте есть еще два сатанинских удара снизу вверх, но мы слишком гуманны, чтобы их применять. Вот они: три, четыре.

– Какое зверство! Какая жестокость!