Вдали от безумной толпы

– Поначалу я действительно не думал, что вы должны взять эти часы, – внезапно выпалил Трой. – Ведь они единственное жалкое свидетельство моего благородного происхождения. Но теперь, клянусь своею душою, я хочу, чтобы вы приняли их. От чистого сердца прошу: носите эту вещь, думая обо мне, не лишайте меня такой радости. Однако вы слишком прелестны, чтобы стараться быть доброю, как другие.

– Нет, нет, не говорите так! Для сдержанности у меня есть основания, которых я не могу вам объяснить.

– Что ж, будь по-вашему, – сказал Трой, все же приняв часы обратно. – Теперь я принужден вас покинуть. Но станете ли вы беседовать со мною в эти несколько недель, пока я здесь?

– Да. Впрочем, не знаю. О, зачем вы явились и так изводите меня!

– Быть может, я сам попал в ловушку… Так вы разрешаете мне работать на ваших полях? – произнес сержант умоляюще.

– Пожалуй, приходите, если для вас в этом есть какая-то радость.

– Я признателен вам, мисс Эвердин.

– Нет, нет, не благодарите.

– До свиданья!

Сержант отдал честь, поднеся руку к козырьку, и вернулся на дальний луг, где грузили сено. Сердце Батшебы нервно колотилось от волнения. Разгоряченная и почти что готовая заплакать, она не могла сейчас показаться своим работникам и потому зашагала к дому, бормоча: «Ох, что же я наделала! Что все это значит? И что из этого, хотела бы я знать, было правдой?!»

Глава XXVII Посадка пчел в ульи

В тот год уэзерберийские пчелы долго не роились. Лишь в конце июня, на следующий день после беседы с сержантом Троем на лугу, Батшеба, выйдя в сад, увидала в небе пчелиное облако и принялась гадать, где оно опустится. Предсказать поведение медоносных созданий было трудно: случалось, что рой сидел совсем низко (к примеру, на кусте смородины или на шпалерной яблоне), а в иной год пчелы с тем же единодушием садились на верхнюю ветвь высокого тонкого дерева и всякий, кто решался атаковать их без лестниц и шестов, терпел поражение.

Так вышло и теперь. Рукой заслоняя глаза от солнца, Батшеба наблюдала, как рой, поднимаясь все выше, пересекает непостижимую синь. Наконец пчелиная туча осела на ветвях огромной яблони. Взгляду представилось нечто наподобие того, как мы понимаем формирование Вселенной: хаотически движущиеся частицы сперва застлали небо ровной пеленой тумана, а затем в середине возникло пятно, которое, плывя к яблоневой ветке, делалось все плотнее и гуще, пока не стало черным.

Все работники и работницы были заняты спасением сена: даже Лидди покинула дом, чтобы им помочь. Посему пересаживать пчел Батшеба решила сама. Подложив в ульи меду и трав, она надела доспехи, состоявшие из кожаных перчаток и соломенной шляпы с выцветшей вуалью (некогда зеленой, а теперь табачной), и стала подниматься по лестнице, когда услыхала голос, приобретший свойство странно ее волновать:

– Мисс Эвердин, позвольте, я помогу! Нельзя вам браться за такое дело в одиночку.

В воротах сада стоял сержант Трой. Тут же бросив на землю метелку, крюк и пустой улей, Батшеба судорожно прижала юбку к ногам и с чрезвычайной поспешностью спустилась. Трой был уже рядом и, нагнувшись, чтобы подобрать улей, воскликнул:

– Как вовремя я зашел!

Батшеба, не вдруг обретя дар речи, ответила:

– А? Так вы поможете мне?

Тон, каким она произнесла эти слова, казался робким для смелой девушки и смелым – для робкой.

– Что за вопрос! Конечно, помогу! Какая вы сегодня цветущая!

Трой бросил на траву хлыстик и поставил ногу на перекладину лестницы.

– Только наденьте сетку и перчатки, не то вас яростно покусают!

– Ах да, вы правы. Надеть сетку и перчатки. Не покажете ли, как это сделать?

– Еще вам нужна шляпа с широкими полями. Козырек ваш слишком узок: сетка будет у самого лица и не защитит вас.

– Разумеется. Широкие поля нужны непременно.

Капризной судьбе было угодно, чтобы шляпа с тюлевым покровом перекочевала с головы фермерши на голову драгуна, сменив фуражку, брошенную им в куст крыжовника. С тюлем, завязанным сзади на шее, и в перчатках драгун имел такой потешный вид, что Батшеба, невзирая на тревогу, прыснула со смеху. Так был вынут еще один кол из ограды холодности, которой она окружила себя, чтобы держать сержанта на расстоянии.

Пока Трой сметал и стряхивал пчел в улей, который держал второю рукой, Батшеба стояла внизу и смотрела. Пользуясь тем, что его внимание отвлечено другим предметом, она немного расправила перышки.

– Клянусь жизнью! – воскликнул Трой, спустившись. Улей, за которым тянулось облако пчел, он держал на вытянутой руке. – Эта штуковина утомляет мускулы сильнее, чем неделя занятий с саблей. Не будете ли вы любезны развязать меня и выпустить на волю? А то я чуть не задохся в этой шелковой клетке.

Батшеба распустила узел у него на шее и, желая скрыть то, как смутила ее эта просьба, произнесла:

– Я никогда не видала того, о чем вы сказали.

– Чего?

– Упражнений с саблей.

– А хотели бы повидать?