Старина исчез, и я не понял, что он уселся на задний бампер и держался за багажник, когда мы въехали в деревню, где стояли заброшенные автомобили, грязные лачуги, бульдозер, пустые скотные дворы. Он проезжал, как генерал, в облаке красной пыли промеж жалких железных построек, мимо мастерской, врезанной в известковую скалу, мимо хижин лагеря черных, сквозь строй женщин, несших на головах бочки с керосином. Проехав прямо по сгоревшему сараю и так и не увидев ни одной из пятидесяти тысяч голов скота, мы прибыли к «Большому дому» – низкому зданию с широкой крышей и стенами из гофрированного железа, защищенному забором из колючей проволоки. За этим заграждением стоял управляющий Куомби-Даунз, светловолосый, обожженный солнцем фермер, чей пригожий вид был сильно подпорчен попугайским носом.
– Ты где, блядь, пропадал, ублюдок? – спросил он нашего пассажира, и, конечно, это был Картер по прозвищу Кузнечик. Он ударил себя по ноге мухобойкой. – У нас тут большой шмон. Блядский «шев» вышел из строя три блядских недели назад. Лохи, приятель, так нельзя. Тебя ищут копы. С освобождением или без, тебе повезло, что тебя не закрыли.
Я выбрался из машины, держа в руках пакет авиалиний, но хотя управляющий вышел из своего загона, он еще не был готов ко мне.
– Приятель, нельзя просто сваливать, когда вздумается.
– Прости, босс.
– Что теперь будешь делать?
– Нужны запчасти, босс. Чинить «шев».
– Я дам тебе чертовы запчасти. Их доставили самолетом. Уже десять недель тут лежат. Куда это ты собрался?
– Поговорить со старым «шев».
– «Шев» не там.
– Нет, босс, там.
Заявив это, он повернулся и поковылял назад по разбитой дороге, а управляющий, когда ничто его уже не отвлекало, повернулся, чтобы официально меня приветствовать.
– А ты, блядь, кто такой?
– Это мистер Баххубер, – сказал Гаррет Хэнгер, – школьный учитель прямо из Мельбурна.
Картер засиял. Он пожал мне руку, и взял мой «багаж», и проводил меня за забор, и там, на широкой веранде, представил меня молоденькой женщине, тоже блондинке, которая поливала цветок в кашпо.
– Мельбурн, – представил он меня.
– Миссис Картер, – ответила она.
Мы собрались в большой темной комнате, слегка пахнущей керосином и влажной шваброй. В центре стоял стол с ножками в виде лап, во главе его находился огромный черный стул, инкрустированный жемчужной раковиной. Большой прямоугольник закоптелого ситца – пунка[109]
– висел над столом и постоянно крутился туда-сюда, разнося неаппетитный запах говядины и жира. В тенях притаился его двигатель – чернокожий мужчина с красивым лицом, дергающий за веревку. Я уклонился от взгляда его сверкающих глаз.Я «присел», как мне сказали. Школьный инспектор, которым оказался этот мерзавец, вынул «кое-что» из саквояжа, и босс изучил бутылку, словно она была редкой и ценной маркой.
– Элис! – крикнул он. – Элис!
Тут же появилась аборигенка в выстиранной одежде и с неприступным лицом. Она поставила передо мной стакан, который мне пришлось отодвинуть.
– Не для вас, Баххубер? Вы ведь не будете скучать по опере? Нет. Последний парень скучал по опере, – сказал Картер. И я увидел, что пунка-валла[110]
внимательно прислушивается, так что я понял, что он слышит в отличие от слуг британского раджи, которых набирали среди глухих.– Бедолага, – сказал Картер. – Ваш предшественник был, что называется, идеалистом. Вы идеалист, мистер Баххубер? Нет, это ничего. Я не чудовище. Конечно, я виню штат Западную Австралию, учебный план или как там он называется. Никто не хочет учить этих засранцев ничему практическому. Если бы департамент образования видел то, что видит Гаррет, они бы это поменяли. Гаррет знает, что я хочу, верно, Гаррет? Дайте мне пацана лет двенадцати, и он будет работать скотоводом два года спустя. Все хорошо, приятель, я их не похищаю. Мы ладим. Я могу поладить с кем угодно. Конечно, с грогом тут проблемы. Они не могут пить, как белые.
– Итак, – сказал я, – я так понимаю, у вас есть свободное место.
– Не волнуйтесь, – уверил он, – я покажу, что к чему. Вы должны познакомиться с оригиналами, коммунистами. Здесь их было пятеро, но я стал стрелять им по радиаторам. Ни один из них не работал, но они подбивали моих людей бастовать, чтобы им платили. Знаете, скольких я кормлю? Чертовы полторы сотни. Если настанет день, когда придется платить, я просто прогоню их с земли.
Я почувствовал, что только пунка-валла угадал мое негодование. В тот момент я воображал его тамилом – из-за острого тонкого носа.
Я сидел за столом у Картера в хмурой тьме, но затем прибыли керосиновые лампы, и при желтом дымном свете он разрезал огромный ростбиф. Два тихих светловолосых ребенка присоединились к нам, но мне не назвали их имена.
Гаррет хлебал свою добрую порцию рома и позволял себе защищать департамент образования, как и ожидалось.
– Видите, мистер Баххубер, – сказал Картер, – я могу поладить с кем угодно. Спросите миссус. Скажи им, Джэнет. Я лаю хуже, чем кусаю.