Вдоль берега Стикса

Азраил остановился около развилки. Правый коридор, узкий и тёмный, опускался вниз. Левый заметно расширялся, быстро светлел и через пару десятков шагов выводил в просторное помещение, освещённое сверху лучами заходящего солнца.

— Эта рысь носит в себе четверть силы дьявола. Судя по разумному поведению, моя сила в этом животном была не первой. Боюсь, что придурки-рудокопы облажались, не сумев найти настоящей рыси. Что за оборотень скрывался в рысьей шкуре, какие способности в нём разбудила моя сила — это мы скоро прочувствуем на себе.

— Ну, это не так страшно. Ведь у тебя тоже есть четверть твоей силы.

— Зато никто во всём Стиксе не возьмётся предположить, какую силу обрела эта тварь, задрав самого Сурасу!

Дьявол в усмешке показал два десятка клыков — самых дальних на его вытянутой лошадиной челюсти.

— Феосфер хоть и пьянь, но не дурак. Наверное, он очень хотел бы лично прикончить рысь и постараться завладеть моей силой. Но он ни за что не сунется к такому опасному врагу. Даже если соберёт всех своих вояк со всеми боевыми артефактами Дита.

— Ты же не хочешь сказать, что тварюга просто сидит где-то здесь, свободная, и нам придется её ловить?

Азраил повернулся спиной к светлому коридору и шагнул в ту сторону, где сгущалась тьма.

— Сатана хочет позабавиться. По части развлечений он знатный затейник. Он хочет устроить шоу. И попутно решить свои проблемы.

— Какие, например?

— Например, избавиться от нас, свидетелей его унижения. Не позволить слухам о запойном сатане расползтись по обе стороны Стикса. Укрепить свой авторитет у населения, который неизбежно пошатнётся после всего случившегося. И заработать благосклонность тех, кто загнал нас сюда. Но главное, конечно, кроется в его садистской сущности. Я слышал, что лет триста назад Феосфер приказал переоборудовать в замке целое крыло под гладиаторскую арену. Устроенную так, чтобы со стороны можно было наблюдать за боями.

— Скажи, дьявол, в Стиксе есть хоть один мир, где на нас не станут делать ставки в очередном кровавом тотализаторе?

Он в ответ хитро прищурился, чуть обернувшись на Альку.

— С точки зрения ценителей, схватка должна быть очень зрелищной. Уверен, что в смотровых залах сейчас просто не протолкнуться!

В этот же миг из темноты выпрыгнуло нечто большое и ошеломительно быстрое. Дьявол, всего на секунду потерявший бдительность, затылком почувствовал дуновение воздуха и вжался в стену. Алька отпрыгнуть не успел, да и вряд ли это помогло бы, ведь он стоял почти по центру тоннеля.

Удар был нанесён снизу вверх и пришёлся чуть пониже подбородка. Будь то обычные кривые кошачьи когти, на шее могли остаться глубокие царапины. Голодная рысь нанесла бы рваные раны, несомненно, очень опасные, хотя и не обязательно смертельные. Напавший демон, яростный и расчетливый, одной лапой рассёк Альке горло, перерубил пару позвонков и снёс голову с плеч.

* * *

Воскресать не менее больно, чем умирать.

Время тянулось густой патокой. Пока Азраил пытался остановить падение и сгруппироваться, разворачиваясь лицом к опасности, рысь ухватила обезглавленное тело клыками и скакнула далеко вперёд. Алька даже успел увидеть, как она ловко уворачивается от дьявольских когтей и завершает прыжок у развилки.

Да, всё это Алька видел и осознавал. Глаза его отрубленной головы в падении развернулись к свету, так что оставалась возможность разглядеть сложившуюся сцену в деталях. Отметить, что рысь с последней встречи ещё прибавила в размерах. И что бесформенная кукла в зубах хищницы — это он сам. В смысле, остальная его обезглавленная часть.

Обзор медленно сужался, потому что голова, приближаясь к полу, постепенно поворачивалась лицом вниз. Это Альку не слишком печалило. Он только с сожалением подумал, что при ударе о грязные камни не сумеет прикрыть глаза. Хотя… какое теперь это имеет значение? Потом он ещё подумал, что слишком много всякой ерунды лезет в голову в такой трагический момент. И о том, что сам момент слишком уж затянулся. Несколько иначе он представлял собственную кончину.

Секунда после смерти истекла ровно тогда, когда Алькин лоб обидно чмокнулся о влажный гранит. Ни раньше, ни позже. Как назло, именно в этот момент нервы осознали отсутствие тела. Боль, чудовищная боль заполнила сознание. Умирать оказалось, действительно, очень и очень неприятно.

Тут бы в самую пору потерять сознание, но отпущенное Глазом божьим время истекло и окончательно остановилось. Теперь оставалось только терпеть и обдумывать случившееся, целуя разбитыми губами дно мелкой лужи, что натекла на пол со стен и поросла противным скользким мхом.