Вдоль берега Стикса

Привет, тюремщик! Как дела?
Что нового в миру?
Меня чахотка извела,
К утру видать помру.
Но все равно ты в этот час
Поближе подойди.
Послушай мой последний сказ
И рядом посиди.
Не думай, я тебя в сердцах
Теперь не прокляну.
И там, при высших судиях,
Со злом не помяну.
Ты был орудием простым,
Того, кто правит бал.
И я давно тебя простил,
Хоть ты того не знал.
Ты мог мечом или огнем
Сто раз меня пытать,
Но я стерпел, я смог при нем
Всей тайны не сказать.
Ведь голод, мрак и рудники
Не худшее, что есть.
И боль в груди, и нет руки,
Но мне осталась месть.
И я сегодня ухожу
Насытившись вполне,
И я сегодня все скажу,
А ты послужишь мне.
Когда швырнете вы меня
В канаву под откос,
Садись, начальник, на коня,
Свези ему донос.
Ты передай, как сам узнал,
Но только все точь в точь!
Мол, лишь при смерти я сказал,
Как он отыщет дочь.
Скажи ему, что я увез
В далекий край ее.
Скажи, что под присмотром звезд
Оставил там ее.
Скажи, что прежде опоил
Настоем страшных трав,
Здоровье с жизнью сохранил,
Лишь память всю забрав.
Весь мир он может обыскать,
Но годы и нужда
Сумели облик поменять —
Не сыщет никогда.
Он сам уж стар. Наверно, сил
Нет для былых забав.
Но у него теперь есть сын
И жаден, и лукав.
Как злая копия, отца
Судьбу он повторит.
И как отцу, для подлеца
Весь мир стоит открыт.
Он ездит села разорять
Побором и гульбой,
И так же бесы-егеря
Хранят его покой,
И так же будет бедовать
Вокруг народ простой.
Пока не встретится опять
С пропавшей брат сестрой.
И, не узнав, на страшный грех
В чреде других пойдет.
А мой загробный страшный смех
Отца его проймет.
И черная взойдет луна
Над проклятой семьей,
Моя же будет отмщена,
И я найду покой.

Последние ноты мелодии уже отзвучали, а сатана продолжал постукивать по столешнице одним пальцем с широким фиолетово-черным когтем. Алька скосил взгляд на Азраила и с удовольствием отметил, что у того тоже подрагивает кончик хвоста — в такт мысленно продолженной музыки. Только рожа у него по-прежнему была недовольной, растерянной. Дьявол выжидательно смотрел на Феосфера.

— Да-а-а-а, — наконец протянул король, сбрасывая с себя очарование музыки. — Певун ты и вправду хороший, но с мозгами… Тяжёлый случай. Если ты этой песней хотел меня лишний раз поддеть, то считай, что тебе удалось.

Тут он обернулся к Азраилу и сказал то, что дьявол так боялся услышать.

— Похоже, он у тебя на самом деле непробиваемый. За моралью не видит ничего. Ни промысла богов, ни нужд государства, ни даже угрозы собственной жизни. Вот поэтому на земле Дита не найти ни одного свободного прохода в Стикс. Я заливаю их серой и плавленой рудой, чтобы оттуда не лезли такие вот любители поучать, установить правила и разбрасывать зёрна бунта среди горожан.

Он с силой ткнул пальцем в поверхность стола, и на плите появилась глубокая вмятина с ровными обугленными краями. Температура в помещении резко поднялась. Азраил стиснул челюсти, цвет лица его приобретал сероватый оттенок. Феосфер продолжал, теперь уже глядя на Альку.

— Да, я, отродье Стикса, у себя дома поступаю точно так же, как и ненавидящие Стикс боги. Потому что только в закрытом и наглухо изолированном мире можно сохранить порядок, стабильность и относительный покой. Мне ужасно надоели толпы мигрирующих умников, каждый из которых лучше других знает, как должен быть устроен мир. Но это мой мир! Мой! И только я решаю, что в нём хорошо, что плохо!

— Сдается мне, у тебя не с алкоголем проблемы, — задумчиво произнес Азраил. — Тут попахивает фобией, а то и паранойей.