Вдоль горячего асфальта

Хотя дядя Андрей и Машутка жили на одной улице и в одном доме, но улица и дом у них были разные.

Все скучное для дяди Андрея было Машутке интересно, и она задавала тысячи отчего и почему, добиваясь исчерпывающего ответа на каждый вопрос.

Сами вещи отвечали Машутке и, конечно, люди. Особенно обстоятельно отвечал папа-географ.

Папин письменный стол со многими отделениями и отделеньицами, полочками и ящичками мама называла банком, где в сейфах хранился золотой запас папиной логики, его отчетливо произнесенные слова в алфавитном порядке от реки «Аа Курляндская» до «Яя — притока сибирской реки Чулым».

Самый большой ящик занимала буква «д». Здесь сберегались папины обращения к многочисленным друзьям, например, к карапузу, пренебрегавшему физической географией: «Друг мой, ставлю вам двойку», или — к Андрею, надевшему косоворотку цвета бордо: «Друг мой, что за маскарад?»

Машутка поцеловала собственное отражение в самоваре и заревела.

— Друг мой, — сказал папа, — горячий самовар и должен жечься.

Машутка палила в рюмку уксуса и попробовала — оказалось кисло.

— Друг мой, — сказал папа, — уксус и должен быть кислым, по-французски уксус — vinaigre — кислое вино. Отсюда винегрет, то есть известное тебе кушанье, приправленное уксусом.

Не кто иной, как папа-педагог, поделился с Машуткой множеством практических выводов и соображений.

Паровичок тащит по трамвайным рельсам грузовую платформу только до шести утра, потому что после шести ходит пассажирский трамвай.

Профессор из дома налево носит котелок кофейного цвета оттого, что в молодости был блондин и кофейный цвет ему шел. Дворник же профессора носит котелок кофейного цвета оттого, что профессор отдает дворнику старые котелки.

Весна начинается именно в тот срок, когда полоса света ложится на каштан и на дом направо, где по теплеющим утрам в раскрытом окне, кажется, курсистка расчесывает волосы, и не удивительно — весеннее солнце и должно захватывать все больше стен и деревьев, окон зимой не раскрывают, а волосы и надо расчесывать по утрам.

Дядя Андрей стоит у окна, смотрит и называет «кажется, курсистку» моя Вероника потому, что Вероника — красивое имя, а дядя Андрей одинок. «У дедушки — бабушка, у папы — мама, у Машутки — Фрося, а дядя Андрей одинок».

Между Машуткиным домом и домом Вероники — Каретный зал, но это не зал, а пустырь, потому что кареты в залах не стоят, а в каретах ездят. Ну, что вы! Конечно, не Золушкины сестры, — кареты сдаются напрокат женихам и невестам, венчающимся в верхней и в нижней церкви.

Папа ожидает вопрос: «А почему венчаются», но Машутку интересует другое.

— А если сдают напрокат кареты, почему дядя Андрей не может взять напрокат рояль и играть на рояле дома?

— Потому что, — конфузится Андрей, — я студент, а студенту прокатиться на рояле трудно.

— А папа может прокатиться?

Тут конфузится папа и удаляется с мамой на совещание.

— Да, да, да, — одобряет мама, — я давно хотела попросить тебя… — и на другой день отправляется в магазин музыкальных инструментов господина Стрелитца и берет напрокат не «Блютнер», но все-таки солидный инструмент.

Рояль привозят, вносят на лямках, как и полагается вносить рояли, и ставят в столовой; и когда рабочие уходят, дядя Андрей подымает крышку и кладет голову на клавиши.

Машутке кажется: он целует клавиши.

А зачем?

22

Сидя за роялем, дядя Андрей исписал горы нотной бумаги.

«Все лу-на, все лу-на, и в доли-нах она, и на сопках лу-на»… Чудесно!

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

«И фан-за, и лу-на, в гао-ля-не лу-на…» Опять — Бетховен!

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

«Все лу-на, все луна, луна, луна, луна…» Сегодня достаточно!

Дядя Андрей решил навести порядок в кунсткамере, засунул в шкаф маньчжурские сувениры, а морской бинокль не поместился — пришлось оставить его в столовой на подоконнике, — морской бинокль и оказался всему виной.

Дядя Андрей глядел в бинокль на свою Веронику, пока его сердце не разбилось.

— Я отравлюсь, — сказал он бабушке, — достаньте мне цианистого калия.

— Хорошо, только не принимай большой дозы — не отравишься, — успокаивала бабушка. Она издевалась над всем святым.

Зато мама Варя была святая — так сказал сам дядя Андрей. Она нашла случай по-соседски пригласить Веронику, оказавшуюся Линой, к себе, потом вместе с дядей Андреем отдала визит, а там пошло и пошло, и дяде Андрею уже не надо было глядеть в бинокль — в морской бинокль теперь глядела Фрося.

Лина сидела на стуле, Андрей на скамеечке. Он гладил Линины руки, а Лина сверху вниз смотрела на Андрея стальными глазами.

Фрося не слышала слов, но Лина, наклонясь к Андрею, говорила:

— Что вы понимаете в жизни, мой солдатик, мой юнга, мой музыкантик?.. Кларнет или корнет не устраивают меня… — Так и сказала: не устраивают.

Андрей выпустил Линины руки, а Лина продолжала:

— Почему бы вам не стать инженером?

Андрей поднялся со скамеечки:

— Сделайте голубые глаза, Лина!

— Чего не умею, того не умею… Поступайте, как вам угодно.