Спустя сутки наглядел конский труп, но воздержался.
Через день крылья едва подымались. Ворон увидел мертвую корову. Голубые коровьи очи манили и влекли.
Ворон потерял самообладание. Восторгаясь, крикнул: «Ах, какие глаза!» Выпав из клюва, души рассыпались по можжевельнику, по кедрам и соснам, по елям и пихтам. Потому-то хвойные деревья и зеленеют не только летом, но и зимой.
Человеческие тела в ожидании душ хранились во дворце. Их сторожила бесшерстная собака — голая, как человек.
Алтайский бес, посулив собаке старую шубу, проник во дворец, дал людям душу, но, завладев людьми, обрек их на трудные пути.
Человек шел безлюдной тропой и обращался к имеющим души деревьям и к птицам лошадиных мастей.
Он шел по кедровнику и просил кедр:
— Тишина заложила мне уши, мои губы подобны коре. Ты, беседующий с большой травой, ты, советующийся с высоким облаком, поговори со мной, дай мне совет. — Но кедр молчал — разве говорят кедры?
Человек шел над гусиным озером и умолял гуся:
— Ноги мои устали — сам я утомился. Ты, летящий над буреломом, ты, переносящийся с утеса на утес, стань мне другом — конем, мой быстрый гусь, мой каурый гусь! Но только шаманы летают на диких гусях.
Человек шел вдоль скал, похожих на иконостасы старинных храмов или на щеки демонов, и не знал, кому молиться, но, взглянув на реку, под которой злые духи разводили костры, увидел на кипящей реке плот, а на плоту — людей среди рюкзаков и всяческого инструмента.
— Ого-го, — крикнул он, — возьмите с собой!
— Ого-го, — отвечали с плота, — мы пришлем за тобой самолеты!»
Павлик переживал эпоху великих открытий.
В зиму после алтайского путешествия он изучал старые сказки Родины, а Машенька помогала их систематизировать.
«Как добиться счастья!
Якутская сказка рекомендовала старику и старухе родить мальчика с золотыми волосами и серебряным телом, нивхская — расщепить березу и поймать в расщеп злого духа, об остальном злой дух позаботится сам.
Сказка гольдов предлагала пронзить одной стрелой девять железных лопат, девять иголок, девять досок, ингушская — обвязать веревкой аул и взвалить себе на плечи, а если это не под силу, то перья одного летящего голубя незаметно передать другому летящему голубю, ведь выдергивать и вставлять перья сможет и малое дитя.
Русская сказка советовала выкупаться в кипящем молоке, эстонская — позволить змее трижды поцеловать тебя в губы, наиболее оптимистическая из сказок — ненецкая — трижды быть убитым палкой для понукания оленей, а после третьей гибели достаться на пир волкам и лисицам, затем же воскреснуть, и счастье тут как тут.
Но чеченцы разрешали этот вопрос радикальней. Чтобы поскорей достичь счастья, надо добыть коня или сократить дорогу. А если коня нет, то его может заменить палка, и хотя дорога создана богом, ее можно сократить рассказом. Однако не всех это устраивало.
Безумец рассчитывал найти основу вечного движения, а мудрец объяснить мир.
Прокаженный требовал молока царицы тигров, излечивающего от проказы, старик же настаивал, чтобы после 25 лет не прибавлялись года.
Горбун желал схватить слона за ноги и швырнуть в свой горб.
А кузнец задумал выковать солнце.
Все это было доступно лишь богатырям, и богатыри стекались к Павлику отовсюду: с Десны и с Волхова, с Лены и Арагвы, с Зеравшана и с Пянджа.
Они прилетали на коврах, но и кони их были крылаты. Они приходили пешком, но каждый их шаг равнялся семи верстам.
Они разрешали загадки и выполняли поручения — утирали слезы плачущим и освобождали пленных, очищали непроезжие дороги и побеждали всяческую нечисть, чей бы образ нечисть ни приняла — волшебной красавицы или громадной осы.
Они добывали молодильные яблоки, убирая скалы, направляли воду в жаждущие поля, они изобретали клещи для тех, кто не может брать огонь голой рукой.
Они махали платком — и через реку повисал мост, играли на гуслях — и затихала буря, они запрягали змия в стопудовую соху — и на государственной границе ложилась межа, глубокая — как крепостной ров, высокая — как крепостной вал.
Некоторые из них, подобно Косте Константинову, не знали отца и матери — они, как сталь, рождались из руды. Другие всю жизнь лелеяли своих матерей.
Среди них были женщины-богатырши, их дети привыкали к подвигам с малых лет.
Сверстники одного из них лежали в люльке под ватными одеяльцами, а он бегал по двору, спал на земле и укрывался небом. Когда ему наскучила игра в бабки, он, заглянув на кузню, рванул наковальню и унес и принес обратно и установил на прежнем месте, и повсюду прошел слух — появился витязь необыкновенной силы, пусть служит добру, пусть начало его жизни станет концом дурных людей…
Другой девятилетний богатырь поразил пастушьим посохом конокрада и сбросил с седла восьмерых сообщников. Юноша — он и восемьдесят его товарищей обратили в бегство восьмидесятитысячную рать угнетателей, и его народ увидел освобожденную богатырем родину — белоснежные вершины, черные ели и красные маки.