Вдова

Но Квика под пальмами не было. Она обвела пляж глазами и увидела его спину, исчезавшую за песчаным холмом по направлению к морю. В руках он нес большую сумку. Она догнала его.

— Эй, вы!

Квик остановился, обернулся и позволил ей приблизиться.

— Чарлен там нет!

Он спокойно спросил:

— И что вы предлагаете мне делать?

— Я здесь не одна и сейчас же иду за полицией!

Парень рассмеялся.

— Вы привезли их на вертолете?

— Я спрашиваю в последний раз — где Чарлен?

— Послушайте, очень жарко, я хочу поплавать. Отстаньте от меня! Лон не обязана никому докладывать о своих разъездах! Может, она пошла в порт? Может, куда еще? Я не знаю, понятно! И перестаньте дергаться, изображая безутешную благородную мать!

— Я упрячу вас в тюрьму!

На лице Квика появилась обезоруживающая улыбка.

— За какие преступления?

— Сутенерство! Вы живете за ее счет! На мои деньги!

Парень, не моргая, уставился на нее.

— А вы сами! Вы за чей счет живете? На чьи деньги?

Рука Пегги с длинными лакированными ногтями, готовыми вцепиться в него, мгновенно напряглась. Квик заблокировал удар ее кулака. Выражение его лица изменилось, и он сказал дрожащим от ярости голосом:

— Никогда так больше не делайте! В Нью-Йорке вы тоже лезли в драку. Попробуйте еще хоть раз поднять на меня руку, тогда я, даю слово, так вас вздую, что вы окажетесь в больнице! Понятно?

Оба бледные от гнева, они стояли друг против друга, и ни один не опустил глаза.

— Черт побери! Чарлен вас не любит! Вы никогда не обращали на нее внимания! Оставьте ее в покое, иначе…

— Она рискует стать похожей на вас, — закончил за Пегги Квик, отпустил ее руку, развернулся и медленно пошел к морю.

* * *

Урсула, озабоченная катастрофой, грозившей «ее» дому, рассеянно проверяла по этикеткам, не нарушен ли порядок на полках, где стояли баночки Арчибальда Найта. С течением времени она полностью слилась в одно целое со своим хозяином, и такое положение казалось ей абсолютно нормальным. Более того, старуха испытывала гордость, что именно ей одной доверил хозяин свою тайну. Что же будет с этой «коллекцией», с раз и навсегда заведенным ритуалом, который соблюдается вот уже полвека изо дня в день, если «чужачке» удастся втереться в их дом? Впрочем, некоторые слуги вовсе не воспринимали предстоящие события как трагедию.

Садовник даже позволил себе высказывания, граничащие с богохульством: «Что вы все имеете против Вдовы? В конце концов, она, может, не так скупа, как наш господин!» А ведь этот негодяй хорошо знал, что Урсула обязательно передаст его слова Арчибальду. Настоящий конец света! Всю жизнь беззаветно служить ему, а на склоне лет, когда Господь вот-вот призовет ее к себе, столкнуться с таким предательством.

Час назад Урсула безуспешно пыталась дозвониться своему священнику — отцу Полю-Людвигу, чтобы попросить его о помощи. Уже тридцать лет она не принимала ни одного важного решения без его одобрения. Отец Поль-Людвиг возглавлял местную общину антуанистов, которых по всей стране насчитывалось 350 тысяч. Основателем движения был Луи-Антуан, рабочий-шахтер из Жемап-сюр-Меза, который сто тридцать лет назад стал проповедовать бескорыстную любовь к ближнему, глубокое уважение к своей вере, основанной на молитвах и христианских добродетелях. Всю жизнь Урсула старалась следовать этим заповедям.

Но как любить ближнего, если он приходит из ада, чтобы вас уничтожить?

— Урсула!

От внезапного испуга она чуть было не выронила баночку с этикеткой: 27 февраля 1933 года, Атланта, Джорджия. Она нажала кнопку переговорного устройства.

— Да?

— Вас просят к телефону, — сообщил Альберт, лакей.

— Кто?

— Священник Поль-Людвиг. Вас соединить?

— Господи! Поскорее. — Она схватила трубку.

— Моя добрая Урсула.

— Отец мой! Ах, отец мой, если б вы знали!

— Скажите мне, дочь моя…

— Я пыталась к вам дозвониться. Страшное несчастье вот-вот обрушится на господина!

— Он болен?

— Он хочет жениться!

— Мы в курсе.

— Это ужасно, отец мой!

— Ужасно.

Голос Поля-Людвига доходил до нее искаженный металлическими шумами, но такой теплый, такой настоящий, как голос самого Бога.

— Вы знаете на ком, отец мой?

— Увы…

— Грех! Грех войдет в дом! А я ничего не могу сделать, чтобы защитить господина!

— Нет, Урсула, нет.

— Что, отец мой?

— Молитесь, дочь моя, молитесь. Бог да услышит ваши молитвы.

— Вы будете молиться вместе со мной, отец мой?

— Да, Урсула, да. Мы можем сделать больше: я пришлю к вам наших братьев и сестер, чтобы они помолились с вами.

Урсулу переполняло чувство благодарности: она больше не была одна, Господь был на ее стороне!

— О, отец мой, спасибо! И надо же было случиться, чтоб эта женщина околдовала господина.

— Мы его расколдуем!

— Как, отец мой, как? Он ни во что не верит!

— Не беспокойтесь. Мы совершим большой ритуал. Очертим круг. Она больше не сможет проникнуть в ваш дом. Урсула?

— Слушаю, отец.

— Будьте готовы принять наших друзей. Они будут у вас через час. Согласны?

— Да! Да!

— Вы уверены, что никто не сможет их унизить?

— Отец мой!

— Не забывайте, что вы на службе у безбожника.

— Я молюсь за него днями и ночами.

— Возможно, он захочет прогнать наших братьев, помешать им молиться.