— Его не будет дома до вечера.
— Итак, будьте готовы, дочь моя, мы идем. Зло не сможет противостоять нашим молитвам.
— Я жду вас, отец мой! Жду вас!
Разговор был закончен. Несмотря на свой артрит, не зная, сможет ли она подняться, Урсула рухнула на колени, чтобы вознести горячую молитву благодарения Господу. И то обстоятельство, что она в этот миг машинально сжимала в руке тысячную баночку с датой — 27 февраля 1933 года, ни в коей мере не могло помешать Создателю считать ее одной из праведниц.
Лон водила Перикла по городу уже часа два. Пешком они обошли все лавочки в порту, все таверны. Конечно, Квика нигде не было. Лон во время этих странствий больше молчала, думая о своем: заметил ли Квик ее отсутствие, волновался ли за нее. С ним этого нельзя было знать. Иногда он уходил в себя без всякой видимой причины. И Лон чувствовала, что лучше ему не мешать.
— Думается, мы его не найдем, — сказал Перикл. — Вас это волнует?
Лон, улыбаясь, пожала плечами. Перикл снова нарочито равнодушно заговорил:
— Вы упоминали, что он уехал в порт на машине. Может, он уплыл на чьей-нибудь яхте?
— Нет, — поторопилась ответить Лон. — Ни у кого в Эримопулосе нет яхты.
— Мне это чертовски надоело. Что будем делать?
— Послушайте, ну уедет он завтра, но здесь ведь близко. Завтра же и окажется в Париже. Так что вас беспокоит?
— А машина? Думаете, что его включат в число участников, если у него не хватит времени испытать машину?
Они опять оказались на набережной, там, где Перикл припарковал «остин». В неглубокой воде были ясно видны мириады маленьких рыбешек. В солнечном сиянии волны они, казалось, все время меняли направление.
— Ну, вы идете? Я подвезу вас. — Он открыл дверцу своей колымаги.
Лон запротестовала.
— Не утруждайте себя! Мне надо повидать подругу. Я поймаю такси!
— Я буду ждать вас. Нужно его обязательно найти! Если его нет здесь — значит, он там.
— Господин Перикл…
— Да?
Лон задержала дыхание. Надо было во что бы то ни стало помешать этому слизняку поговорить с Квиком. Инстинкт ей подсказывал, что, если они встретятся, Квик уедет и она его больше никогда не увидит. Скорее, как можно скорее надо улизнуть отсюда — неважно куда. Квик был достаточно импульсивным, чтобы даже не потребовать у нее объяснений. Она бы сочинила историю о местах, где полно рыбы, и увезла бы его в другой конец страны.
— Господин Перикл. Я вспомнила! Квик, кажется, собирался в Айос-Николаос. Да! Точно!
— Что ж, поехали туда! — сказал он, не спуская с девушки глаз.
— Нет, это далеко. Мне уже надо возвращаться.
Один час! Да пошлет ей небо еще один час! Она бы позаботилась об остальном!
— Айос-Николаос? Вы уверены? Хорошо, съезжу один.
— Конечно! Вы найдете его там, в маленькой таверне у моста на канале, в порту. Мы всегда туда ездим!
— О'кей. Если мы там не встретимся, передайте ему, что я тотчас же вернусь в Эримопулос. Уже не знаю, выпустят ли его на гонку или нет. Его ждут сегодня вечером, понимаете?
— Конечно же! Я ему все передам!
Он кивнул головой, включил стартер. Машина, чихая, удалилась. Лон подождала, пока она исчезнет за молом, и вскочила в единственное местное такси.
— Эримопулос! Быстрее!
Вскоре такси миновало последний дом и помчалось по ухабистой дороге, ведущей к пляжу. Лон от нетерпения все время сжимала и разжимала кулаки. Как ей хотелось уметь летать!
Перикл раскурил одну из своих ужасных сигар. Он сидел за рулем «остина», укрытого в зарослях тамариска. Когда такси пронеслось мимо, оставляя облако пыли, он через двадцать секунд мягко включил стартер и поехал следом. Потерять их было нельзя: туда вела лишь одна-единственная дорога.
Урсула отдала распоряжение садовнику Фредерику: открыть священникам ворота, как только они прибудут.
— А что я скажу потом хозяину? — поинтересовался садовник.
Он знал о глубокой ненависти своего хозяина ко всем тем, кто носил сутану или целлулоидный воротничок. До настоящего момента ни один священнослужитель не переступал порога его дома. Фредерик, тайно разделявший взгляды Арчибальда Найта на религию, всегда выставлял их с удовольствием, когда у кого-либо из посланцев Бога хватало наглости настаивать, чтобы их впустили. Но жизнь научила его не выступать очень уж явно против диктата Урсулы. Старая дева была очень опасной, поскольку все докладывала хозяину и в своей интерпретации. Поэтому он лишь пробурчал:
— Хорошо, мисс Урсула. Если вы это берете на себя…
Через двадцать минут черный микроавтобус уже сигналил у ворот. Из привратницкой Фредерик увидел протестантского пастора, машущего ему рукой. Садовник нажал на кнопку, и ворота открылись. Из машины, остановившейся на посыпанной гравием аллее, вышли семь или восемь братьев и сестер во Христе. Двое из них направились к крыльцу, где их ждала Урсула. Остальные остались стоять во дворе.
— Мир вам, дочь моя.
— Входите, отец мой, входите.
— Я — отец Пьер, а это — брат Жан. Отец Поль-Людвиг попросил нас действовать быстро.
— Проходите, пожалуйста. — Урсула пригласила их в дом.