Мы посидели немного без слов, а потом Боб рассказал мне, как все было в действительности. То, о чем Глен умолчал. Инспектор поведал мне, как Глен нашел Беллу в Интернете и ее выследил. Сказал, что полицейские видели пленку, на которой тот следит за Беллой и Доун на пути из садика за четыре дня до похищения. Как он заранее все это спланировал.
– Он сказал, что сделал это для меня, – произнесла я.
– Он сделал это для себя, Джин.
– Сказал, что я заставила его так сделать, потому что слишком хотела ребенка. Что это все моя вина. И он сделал это, потому что любил меня.
Боб посмотрел на меня тяжелым взглядом и медленно проговорил:
– Глен для себя ее забрал, Джин. И никто больше в этом не повинен. Ни Доун, ни вы.
Я чувствовала себя так, будто нырнула глубоко под воду и не могу что-либо четко видеть или слышать. Казалось, будто я тону.
Такое было ощущение, будто мы просидели с ним долгие часы. Боб помог мне подняться, накинул мне на плечи куртку, взял меня за руку и повел оттуда прочь. Обернувшись, я прошептала:
– Прощай, моя милая.
И мы с ним двинулись навстречу бело-голубым вспышкам, мелькающим сквозь стволы деревьев.
По телевизору я видела репортаж с похорон. Маленький белый гробик с розовыми нераскрывшимися розами на крышке. Сотни людей съехались туда со всей страны, но я не смогла это сделать. Доун получила предписание меня туда не допускать. Мы подали ходатайство в суд, но судья сошлась во мнении с психиатром, что для меня это будет уже слишком.
Хотя, я все равно на них присутствовала.
И Белла знала, что я там была, – это, в сущности, все, что для меня имеет значение.