– Ваши симпатии отданы другому? Отнюдь. Я даже не стану возражать против романа, если, конечно, вы дадите себе труд держаться в рамках. Более того, позже, когда люди, ныне не полагающие меня достойным соперником, осознают, что не стоит причинять вред моей семье, вы вполне сможете уехать.
– Куда?
– Куда пожелаете. У меня есть недвижимость и в Британии, и в Шотландии. Шотландия мне нравится, несмотря на холод. Есть что-то свободное в тех землях. Возможно, вас привлечет Франция? Хотя… боюсь, здесь потребуется разрешение короны, но у короны свои интересы, и я ей весьма полезен.
Катарина рассеянно кивнула.
– Поверьте, подобная ситуация, – он провел ладонью по сырой стене, – не повторится. Где бы вы ни решили обосноваться, это место будет проверено и подготовлено должным образом. О разводе, конечно, и речи быть не может, но раздельное проживание никого не удивит. Что касается детей, то, чьи бы они ни были, воспитывать их придется вам.
– Вы все продумали.
– Я старался.
– А ваша симпатия…
– Та, кого вы называете человеческим именем, в истинном своем обличье вряд ли удостоит меня взглядом, не говоря уже о большем.
– И вас это расстраивает?
– Пожалуй, – Гевин обернулся и посмотрел с искренним интересом. – А вам не все равно?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю, – здесь было сыро и неприятно, и чем дольше Катарина находилась в этой гостиной, тем неприятней становилось, будто она заглянула куда-то, куда заглядывать совершенно не стоило бы. – Но мне вы кажетесь несчастным.
– Я?
– Вы.
– У меня есть деньги. И дом. И вещи, которые мне нравятся. Моя коллекция невелика, но я уверен, что весьма скоро мне удастся ее увеличить. Еще я нашел женщину, которая мне подходит. И сумеет выносить дитя даже без пыльцы…
– Вы…
– Это заметно, Катарина, – он произнес мягко, успокаивая. – И вам не стоит опасаться. Повторюсь, я буду заботливым мужем.
Почему-то это совершенно не успокаивало.
…Кайдена ждали на выезде из города.
Смеркалось. И то, с какой скоростью наступала ночь, заставляло его поторапливаться. Оказавшись за городской стеной, Кайден прижался к горячей конской шее. Губы сами произнесли давно заготовленную фразу, а клинок вошел в плоть, выпуская кровь. Кайден не позволил ей упасть. Капли запутались в конской гриве и впитались в шкуру.
Конь всхрапнул. И тоненько заржал, принимая тьму.
Жеребца было жаль, но что-то подсказывало, что следует поспешить. И Кайден завершил заклятие. Дорога под копытами поплыла, выравниваясь. И по обе стороны ее молчаливыми стражами поднялись мертвые деревья. Белесые их стволы казались мраморными, а в наплывах коры чудились чьи-то лица, донельзя уродливые, ужасающие.
Копыта касались дороги беззвучно. Конь летел.
– Айо, айо, – Кайден раскрутил над головой плеть, и пусть воздух она взрезала беззвучно, но ночные птицы подхватили крик.
Потянули над дорогой. Айо…
Он увидел, как тьма дрогнула, пропуская стрелу. И острие ее пылало зеленым пламенем, коснись такого – и сам вспыхнешь.
Кайден пригнулся к шее коня.
– Айо! – он коснулся Тьмы, спуская ее с привязи.
И тварь, кувыркнувшись в полете, опустилась на все четыре ноги. Взвыла, счастливая близостью крови. Полетела.
Вторая стрела уже неслась, спеша догнать первую. И обожженная мертвым огнем ткань мира расползалась. Взревел Призрак, норовя выйти из-под власти Кайдена, но бунт его краткий был подавлен одним прикосновением. Сам Кайден, взметнувшись, перерубил стрелу.
И краткий крик ее стал музыкой.
Захрипел вдруг конь.
И плоть его подернулась черной дымкой, а хрип перешел в визг. И, поднявшись на дыбы, жеребец отчаянно замолотил копытами. Его боль доносилась эхом, и Кайден сделал единственное, что мог: вонзил клинок в основание шеи.
Он успел соскочить за секунду до того, как конская туша рухнула на тропу. И крутанул клинок над головой, рассекая темный туман.
А Тьма летела.
Тьма стлалась по тропе. И, встав на след, она не собиралась сворачивать. Пронзительный вопль в кустах подсказал, что кого-то она и нашла. Но этот кто-то, верно, получивший лук и стрелы, был неважен, ведь перед Кайденом возник настоящий противник.
Он был огромен.
Его плечи, казалось, подпирали небосвод, оттого и горбились, опуская уродливую голову низко. И она терялась в косматой шерсти фоморского отродья.
– Надо же, – собственный голос искажался разрывом и звучал, казалось, со всех сторон.
Тварь дернулась. И заревела.
Громкая какая… и кто это? Не северный йотун, они побольше будут, да и редко покидают ледяные холмы свои, в которых даже в летнюю жару вода замерзает от холода. И не южные тралле, которых люди называют троллями. Существа в целом мирные, пусть и не любящие беспокойства.
Тварь вскинула руки, норовя вцепиться в Кайдена, но тот ускользнул.
Темные когти блеснули перед самым лицом.
А быстра.
Кривые вывернутые губы существа растянулись в уродливой улыбке, обнажая и десны, и зубы. Острые. Такими удобно не только мясо рвать, такие и кости крошат. А вот клинок Кайдена увяз в косматой шерсти, что покрывала отродье фоморов с головы до кривоватых ног. И так увяз, что Кайден едва не лишился этого клинка.
«Хр-ра!» – Тварь прыгнула.