Вдова его величества

А потом вдруг хлопнула дверь. И до боли родной голос сказал:

– Спасибо…

Глава 38

Когда-то давно, когда мир был молод и силен настолько, чтобы выдержать богов, они часто покидали свои чертоги. И Дагда щедрой рукой рассыпала дары, веря, что не оскудеет волшебный котел ее, а Дану танцевала на вершинах холмов, и те, переполняясь силой, рождали источники.

Потом случилось много всякого. И боги ушли.

А люди остались, как остались и крупицы божественной благодати, что, смешавшись с водами, поила землю…

Кайден держал женщину, которая льнула к нему и не боялась ни вида его, ни крови, ни твари, чью голову Кайден все еще сжимал, будто и вправду надеясь мертвым оскалом драугра отпугнуть туманных тварей. Он теперь слышал, как менялся мир. И шепот тумана перерастал в нечто большее. Теперь ему слышался шелест волн, что набегали на каменистый берег одна за другой, одна за другой. Слышал, как вспарывают воду тяжелые весла и проседает морская гладь под тяжестью костяных лодок. Они невелики, но их много, как раковин на старом меловом берегу. Не устоять.

– Что здесь все-таки происходит? – Змей смотрел, и выражение лица его было непонятно. То ли зависть, то ли сожаление.

– Я ошибся.

Кайден терпеть не мог признавать свои ошибки. И в любом другом случае предпочел бы если не соврать, то всяко отмолчаться. Но хлопали на мертвом ветру обессилевшие паруса, и призрачное море подбиралось все ближе и ближе.

– Это не болотники, – Кайден разжал руку, позволив голове упасть на пол, и та покатилась, пока не была остановлена ногой дракона. – Все много хуже… это фоморы.

– Их же не существует. – Его женщина не испугалась.

Она стояла рядом. Гладила его щеки, не столько стирая кровь, сколько создавая из нее узоры. И Кайден ощущал раскаленные пальцы ее.

– Если бы, – Джио носком сапога повернула голову. – Здоровая тварь…

– Кто они вообще? – тихо спросила Катарина.

– Дети богов. Как и мы. Только других богов. Богов другого мира. Говорят, когда-то наш был един и все существовали вместе в любви и согласии, – Кайден криво усмехнулся. – Пока дочь Фома не отдала свое девичество сыну Урры, а тот, получив дар, предпочел другую. И была она простой смертной. Так началась война, которая и разделила мир. Дочь Фома поклялась, что не остановится до тех пор, пока в мире есть хотя бы капля крови той, другой, которая оскорбила ее самим своим существованием…

Кайден заставил себя разжать руки.

– И, сказав Слово, она ушла, чтобы за гранью мира найти себе мужа из рода демонов. И от него родила множество детей, которых после и назвали фоморами.

– Это было давно, – Джио подошла к окну и застыла, прижавшись лбом к стеклу. – С тех пор мир переменился.

– А фоморы были побеждены, – согласился змей.

Он стоял, скрестив руки на груди, глядя куда-то в сторону. Но и он не мог не слышать. Еще немного, и лодки коснутся земли. Вспашут ее костяным плугом. И тонкими крыльями поднимутся весла. Всхлипнет вода под сапогами воинов.

– Где он ее нашел? – этот вопрос змей обратил к той, которая знала больше, чем могла сказать.

А Кайден, вспомнив вдруг кое о чем, вытащил обломок флейты. Он хотел отдать, но его невеста успела первой.

– Это то, что нужно, – сказала она и отступила, отошла, чтобы сесть у камина, в котором все еще горел огонь. Он, чувствуя близость воды, шипел и фырчал, выгибая рыжие спины, выпуская сонмы искр, но Катарина будто и не заметила.

Что она делает?

– В том храме, – Джио отступила от окна, чтобы забраться на стол.

– С чего все началось?

– С глупости, – ее глаза отливали желтизной, а кожа сделалась не просто смуглой – бронзовой. – Однажды я услышала, как играет человек. Играет на простой тростниковой флейте, но песня его была столь пронзительной, что я не удержалась. Я ответила. И отвечала раз за разом. Он приходил каждый вечер, и мы играли. Потом разговаривали. Он рассказывал мне о войне и забытых берегах. Я – о том, как плачут камни, когда обрушивается на них ледяной северный ветер. Он – про людей, я – про китов, что приходят к нашим берегам, год за годом повторяя древний путь. Он… о себе. И я тоже. Мы были молоды, и мне казалось, что уже этого хватит, чтобы обмануть судьбу и заставить мир прислушаться. Он ведь живой…

Катарина гладила камень, уговаривая его принять утраченную часть. Обломок, зажатый в кулачке ее, был теплым и живым, и на редкость правильным. Но сил не хватало. Вновь не хватало сил.

Сети, сковывавшие Катарину, натянулись, и руны больно врезались в кожу, но она старалась не замечать этой боли. Не выходило.

Катарина закусила губу.

– …Когда разгорелась весна, он предложил мне обменяться клятвами и дарами. Он поднес мне флейту из тростника…

Камень молчал. Нельзя, чтобы он молчал…

– А я отдала свою. Тогда его еще не звали Словоплутом. Он дал мне свое имя, да только сперва передал его барану, которого посвятил Единому Богу. И когда слово нарушилось, это несчастное животное погибло в мучениях. А я оказалась заперта в этом теле.

И связана клятвой.