Вдова его величества

Уснуть. Закрыть глаза. Позволить воде унести печали, погрузиться в полудрему. Не этого ли она желала еще недавно? И вода готова помочь, сколько раз она избавляла Катарину от боли. И теперь поможет. Навсегда.

Нет. Нельзя поддаваться. И дышать водой тоже не стоит. Катарина вцепилась в край ванны, пытаясь подняться, но вода, еще недавно столь ласковая, вдруг будто остекленела. И она, Катарина, стала мошкой, попавшей в это стекло. Ни шелохнуться. Ни вздохнуть.

– Помогите… – слабый шепот растворился в тишине ванной комнаты. Надо сильнее… или до амулетов… она сняла все, потому что вода коварна, она стирает магию.

Дышать. Медленно и без паники. Осторожно. И так же медленно подниматься. Что бы это ни было, Катарина сумеет противостоять. Она пошевелила пальцами и покрепче вцепилась в края ванны, которые вдруг стали гладкими, словно… то же стекло.

А теперь вверх. Осторожно, по толике дюйма… потихоньку…

– Джио, – это было сказано шепотом, но вода, словно ощутив, что жертва вот-вот выскользнет, заволновалась. Она вздыбилась, свилась тугой плетью, которая захлестнула шею Катарины и потянула вниз, к ставшей невозмутимой глади.

От нее явственно попахивало болотом.

– Джио! – Катарина закричала, но из горла вырвался лишь сдавленный писк.

Джио! Они же кровью связаны… Джио всегда была рядом… и сейчас должна… она не ушла бы, не удостоверившись, что Катарине ничего не угрожает… далеко не ушла бы.

И стало быть, шанс есть.

Катарина закрыла глаза. Руки ее дрожали от напряжения. Шея ныла, и кажется, по плечу поползла капля крови, но…

Вдохнуть. Сосредоточиться. Воззвать к крови, умоляя помочь. Плеть дернулась, и Катарина, согнувшись пополам, ушла под воду. Темная, тухлая, та заполнила рот и нос, спеша забраться внутрь такого упрямого тела. Плеть растворилась, но лишь потому, что теперь Катарину держала вся вода.

Она стала густой и тяжелой. Неподатливой. И горькой. Горче собственных слез.

Катарина рванулась – и чьи-то когти впились в ее плечи, потянули, извлекая из водного плена, швырнули на пол, а потом что-то тяжелое, неимоверно тяжелое, упало на грудь. Катарина ощутила, как трещат ребра, но рот ее открылся сам собой, выплюнув черную жижу. Кажется, она закашлялась. А потом ее вовсе вырвало, на роскошное платье Джио. Бархатное. Яркое. Цвета утреннего пламени. И Катарина расплакалась от расстройства. А Джио, с легкостью подхватив ее, сказала:

– Вот же… ни на минуту тебя без присмотра не оставишь…

Она отнесла Катарину к кровати и, сдернув простыню, растерла. А потом наклонила и на что-то нажала, отчего тело вновь свело судорогой, и изо рта хлынула очередная порция воды. Но после стало легче. И Катарина, свернувшись в клубок, закутавшись в ту же мокрую и холодную простыню, наблюдала, как мечется по комнате Джио.

– Извини, – выдавила Катарина. И потрогала горло. Голос был сиплым, чужим. – За платье…

– К демонам платье, – Джио остановилась. – Жива?

– Как видишь.

– Не уверена, что вижу, – проворчала она и, подойдя к Катарине, положила руку на ее голову. – Целителя приглашать станем?

– А надо?

– Смотри сама. Только учти, целители вовсе не так молчаливы, как любят о том говорить. А твои… особенности от него не скроешь.

Верно. И узоры он увидит, а потом с кем-нибудь поделится. Люди склонны делиться тем странным, свидетелями чему становятся.

– Мне страшно.

– Понимаю. – Джио стянула простыню и велела: – Вставай. Кое-что у меня есть… внутри как? Не давит? Не жжет?

Горло пекло, а еще каждое движение доставляло боль, особенно слева. И Катарина прижала локоть к груди.

– Ничего, – выдавила она. – Как-нибудь… потерплю.

Мазь была прохладной, но, впитываясь, разогревала тело, и Катарина зашипела от боли.

– Скоро пройдет. – Джио развернула ее и, окинув скептическим взглядом, заметила: – Подкормить тебя стоит, а то кожа да кости. Руки поднять сможешь?

С трудом.

– Ребра не сломаны, но пару дней поноют. Расскажешь, что случилось?

Она достала другую банку, содержимое которой весьма напоминало забытую на солнце овсянку. С одной стороны она засохла, а с другой покрылась плесенью.

И запах был соответствующий.

– Я не поняла. Утром болела голова. Я… просто болела. И сон такой странный был, – Катарина повела плечами и поморщилась. – Но вряд ли оно связано. Просто… я забралась в ванну. И сперва было хорошо. Мигрень и та прошла, а потом… потом я поняла, что меня хотят утопить. Нет.

Она закусила губу, подбирая подходящее слово.

– Скорее она хочет, чтобы я утонула.

– Кто?

– Вода. Не знаю, как правильно. Она уговаривала меня открыть рот, сделать глоток, а когда я отказалась, то поняла, что не могу пошевелиться. Это ведь неправильно! Это же основы основ. Вода рассеивает магию. Слишком большая масса, высокая плотность… я и сама, когда… – Катарина вытянула руки, разглядывая узоры, что проступили на коже. – Концентрация чересчур возрастала… да… вода отличное средство, чтобы мягко скинуть излишек силы. Но управлять ею… создать водный жгут? Разве такое возможно?

Джио хмыкнула. И ушла. А вернулась с огромной своей сумкой, из которой достала широкие ленты полотна.