Вдова Хана

— Наглый, мальчик… какой наглый. Хорошо… я одарю тебя своей лаской, но взамен ты трахнешь меня, как последний раз в жизни.

— Договорились. А теперь давай. Становись на колени и покажи, что умеешь. Ради чего все дерутся за ночь с тобой.

Она трепетно и кокетливо опустилась на пол. Долго и жадно сосала его член, причмокивала, исходясь слюной, сдавливала обеими руками мощный ствол и причитала над его размером.

— Освободи мне руки… чтоб я мог тебя отодрать.

— Ммм, — выпустила его член изо рта, натирая себя пальцами и глядя на него пьяными глазами, — хочешь меня отодрать?

— Пи**ец, как хочу. Освобождай, и я порву тебя на части!

Опьяненная, возбужденная сучка в маске высвободила его руки из железных колец.

— Не шали, мальчик, за нами наблюдают. Одно неверное движение, и тебя вырубят током. Так что делай свое дело… порви… Но только без рук. Я не настолько дура.

— Хан. Называй меня Хан, детка! Залазь на столб и обхвати меня своими стройными ножками!

— Порви меня, Хааан! Дааа… мне нравится твое имя! Затрахай меня до смерти!

— Иди ко мне… и затрахаю!

Воодушевленная она поднялась по ступеням, встроенным по бокам от столба, перекинула ноги через перекладины и с надрывным стоном насадилась на его член, обхватывая мощные плечи мужчины. Застонала, изгибаясь надсадным криком.

— О даааа, какой же ты огромный, огромный…. охренеееть.

И склонилась к его лицу.

— Страшный… дикий зверь с дубинкой между ног… давно у меня не было такого самца.

— И больше никогда не будет. Ты просила отодрать тебя, как последний раз в жизни… до смерти… я никогда не отказываю женщинам.

На камерах было видно только, как женщина дергается и извивается в конвульсиях, прыгая вниз-вверх, выкручиваясь, цепляясь за плечи заключенного скрюченными пальцами, ломая ногти о деревянный столб.

Один из охранников грыз яблоко и ухмыляясь смотрел на мониторы.

— Ты смотри, наша ненасытная сегодня в ударе.

Второй затянулся сигаретой и присвистнул.

— У Тигра, я слыхал, там такое орудие…

— Ты гляди, как дергается… как будто.

— Бл*дь! Твою ж маааать! Это кровь?

— Где?

— Там!

…По светлому полу растекалась темно-бордовая лужица, а женщина обмякла и рухнула вниз. Из колонки донесся адский хохот. Заключенный смеялся окровавленным ртом и смотрел в глазок камеры.

* * *

Чуть позже избитый до полусмерти Хан валялся в карцере, уткнувшись отекшим лицом в пол, с трудом выдыхая от адской боли в ребрах, и вспоминал, как орала и вопила Красногубая Сука, когда поняла, что он убил ее лучшую клиентку-извращенку и денежный мешок. Интересно, как она теперь выкрутится из того дерьма, в которое он ее окунул? Это стоило каждого удара плетью по спине, на которой не осталось живого места.

Сквозь марево боли и тумана до него доносились чьи-то голоса.

— Ты же хотел, чтобы он для нас дрался. Он мог бы принести нам миллионы! Тебе миллионы!

— Я хочу, чтоб он сдох! Сейчас сдох! Сегодня же! Ты заигралась, слышишь? Ты должна его убрать! Это перешло все границы! Я приехал сюда, потому что ты зашла слишком далеко. И он не станет для тебя драться. Его надо уничтожить!

— Станет! Я его сломаю, и он станет драться. У меня миллионы способов поставить его на колени. Ты не представляешь, сколько золота он нам принесет.

Нет, он принесет им смерть… пусть только дадут встать на ноги, и он придумает, как выбраться отсюда или как убить красногубую тварь.



Глава 7

Птица с шипом терновника в груди повинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет ее кинуться на острие и умереть с песней…

В тот миг, когда шип пронзает ее сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поет, поет до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвется дыхание…

Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, — мы знаем, мы понимаем,

и все равно — грудью на тернии…

Так будет всегда…

(с) Поющие в терновнике

— Ехать в степь — не самая лучшая идея, госпожа.

Я бросила взгляд на Дарива, а затем на Тургэна, который курил длинную трубку и поглаживал пальцами один ус, который телепался ниже его подбородка, скрытого узкой жиденькой бородкой.

— Он прав — женщинам там не место.

— Я не женщина.

И с яростью посмотрела на Дарива. Меня бесило, что он не поддерживает, а пытается ограничить, пытается задержать и помешать.

— Не воспринимай меня, как женщину. Я хочу, чтоб ты воспринимал меня, как человека без пола.

— Здесь ваш пол еще более важен, чем дома. Для всех вы — женщина, которая не должна кататься по степи и ходить по злачным, гнилым местам.

Я пренебрежительно повела плечами.

— Ты точно знаешь, где это место? Где нашли этих людей?

— Никто не знает точно. А тот, кто знает, либо мертв, либо молчит.