Вдова Клико. Первая леди шампанского

– Разумеется. – достав связку ключей, я протягиваю ему один ключ. – Ваша семья может жить в этом доме. Беатрис и Габриэле нужен свой дом, да и я смогу ближе познакомиться с ними.

Он запрокидывает голову и смеется.

– Что-то мне подсказывает, что вы на это и рассчитывали.

– Я не стала бы вас заставлять, если бы вы сами не выразили желания, – улыбаюсь я и показываю на ящик. – Сейчас я буду класть солому, а вы ставьте бутылки. Так будет быстрее.

– Вы уверены, что так нужно? – фыркает он.

Я хватаю из тюка пук сена.

– О, и для меня будет большая честь стать в воскресенье крестной вашей дочки.

– Для меня это очень много значит, Барб-Николь.

– Луи, у вас прекрасная семья. Я рада за вас. – Отвернувшись, чтобы не выдать эмоций, я набиваю соломой новый ящик.

Потеряв Франсуа и маман, я стала смотреть на вещи по-другому. Врожденное упрямство не должно разлучать меня с близкими людьми. Жизнь может меняться за мгновение, за вспышку падающей звезды, а люди, которых мы любим, могут расстаться с нами навсегда.

«Вновь посетив это место, где я проводил мои молодые дни, и сравнивая безмятежность, которой я наслаждался тогда, с состоянием ужаса и тревоги, в каком сейчас пребывает мой разум, я адресовал себе такие слова: “Я часто искал смерть в бесчисленных баталиях; я больше не испытываю ужаса перед ее приближением; теперь мне следовало бы приветствовать ее как благо… тем не менее я все-таки желал бы снова увидеть Жозефину!”»

Письмо Наполеона Жозефине из Бьенна

Наполеон чувствует по запаху рядом с собой Красного человека, или, возможно, смердит его собственная гнилая душа. Трудно сказать. Из окон Петровского путевого дворца он глядит на горящую Москву, его ноздри с наслаждением дышат воздухом с примесью дыма. Это все затеи Красного человека, собственный, личный ад Наполеона, где на глазах рассыпались его ценности – братство, свобода и равенство, за которые он когда-то так упорно сражался. Мир был свидетелем его деградации и отступничества.

Изувеченные и мертвые солдаты усеяли московские улицы, и все же царь Александр не ответил на его просьбы о мире. Он вспоминает время, которое они провели вместе после Тильзита, как они поделились друг с другом обидой на отцов, которые никогда их не любили. Тогда он даже стер слезу со щеки Александра. Царь был так прекрасен в своей печали. Наполеон должен найти способ вернуться в его сердце.

«Милостивый государь, брат мой! Нет больше прекрасного, гордого города Москвы: Ваш Ростопчин поджег его. Я начал войну против Вашего Величества без злобы: одна записка от Вас перед или после последней баталии остановила бы мое шествие, и я хотел бы отказаться в Вашу пользу от привилегии первым войти в Москву. Если Ваше Величество хранит еще какую-то часть тех былых чувств, Вы благосклонно примете это письмо. Тем не менее Вы можете лишь быть мне признательным за то, что я осознаю то (ужасное), что происходит в Москве. Посему, милостивый государь, брат мой, я молю Всевышнего, чтобы Он и далее хранил Ваше Величество под своей святой и правой защитой».

Наполеон

– Ты останешься в истории как ноющая царская шлюха, – усмехается Красный человек, его гнилое дыхание смешивается с вонью от разлагающихся трупов. Ты сам себя кладешь к ногам царя. – Его голос проскальзывает как червь в мозг Наполеона. – Он использует твою слабость, чтобы унизить тебя. Ты должен раздавить его или сам будешь раздавлен его безразличием.

– Что ты понимаешь в братских отношениях? – усмехается Наполеон.

Он ждет ответа царя. Тогда он обнимет Александра как брата, и они вместе создадут новый альянс.

3 октября Наполеон пишет снова.