Показательно, что, хотя все официальные документы выдавались от имени великого князя (в ту пору несовершеннолетнего), для нормального функционирования бюрократической системы вовсе не требовалось его фактического участия в ведении дел. Из 65 случаев, когда нам известно, кто именно распорядился выдать грамоту, лишь в двух зафиксировано приказание самого государя (табл. 2, строки 38 и 42). На жалованной грамоте Антониеву-Сийскому монастырю от 6 февраля 1545 г. (дошедшей до нас в копии конца XVI — начала XVII в.) была сделана помета: «А приказа ся нову грамоту дати сам князь великий»[1383]
. Можно предполагать, правда, что и в этом случае решение было подсказано 14-летнему государю присутствовавшими при этом опытными администраторами — дьяком Истомой Ноугородовым (его имя также значилось на обороте грамоты) и, вероятно, казначеем (И. И. Третьяковым?): в тексте грамоты пункт о подсудности грамотчика сформулирован так: «…а кому будет чего искати на игумена Онтония з братьею и на их слугах и на крестианех… он бь[е]ть челом мне, великому князю, на них или нашему казначию», и далее: «…а сужу их яз, княз великий, или нашь казначей»[1384]. Тем не менее факт участия «самого» юного государя в процедуре выдачи жалованной грамоты показался дьякам достойным особого упоминания.Второй подобный случай относится к 20 декабря 1545 г.: на выданной в этот день жалованной обельно-несудимой грамоте Троице-Сергиеву монастырю имелась помета, воспроизведенная в списках XVII в. (подлинник грамоты не сохранился): «приказал князь великий»[1385]
.Еще более редкая помета читается на обороте жалованной грамоты переславскому Троицкому Данилову монастырю от 27 мая 1540 г., сохранившейся в подлиннике: «приказали дати все бояре»[1386]
. Эта надпись отражает отмеченную в предыдущих главах общую тенденцию к принятию коллегиальных решений в форме «приговора всех бояр», получившую развитие с начала 1540-х гг. в обстановке яростной борьбы при дворе между представителями различных княжеских и боярских кланов: никто из них не мог добиться подавляющего перевеса над соперниками, что подталкивало придворную верхушку к поиску компромисса. В административно-хозяйственной сфере, к которой относилась выдача грамот, указанная тенденция проявилась в незначительной мере — помета на грамоте 1540 г. остается единственной в своем роде, — однако в сфере суда и во внешней политике коллегиальные решения получили значительное распространение (подробнее о генезисе и развитии формулы «приговор всех бояр» пойдет речь в следующей главе).Несколько грамот было выдано по приказу одного из бояр (кн. И. В. Шуйского, кн. П. И. Репнина-Оболенского: см. строки 1, 5, 6, 11, 29 в табл. 2), но, судя по имеющимся данным, обычный порядок был иным: в абсолютном большинстве известных нам случаев (56 из 65) грамоты были выданы по распоряжению дворецких или казначеев. Именно дворцовое ведомство и Казна были тем местом, куда сходились нити судебного и административно-хозяйственного управления страной. Отдельные территории находились в ведении областных дворцов (тверского, дмитровского, углицкого, рязанского, новгородского). Пометы на жалованных и указных грамотах 30–40-х гг. XVI в. служат прекрасным источником для изучения персонального состава дворецких и казначеев, дополняя сведения по этой проблеме, имеющиеся в научной литературе[1387]
. Так, выясняется, например, что в ноябре 1543 г. обязанности казначеев исполняли совместно И. И. Третьяков и И. П. Головин (табл. 2, строки 30, 31). Новым является и упоминание в сентябре 1544 г. И. С. Воронцова в качестве тверского дворецкого (там же, строка 35) — ранее имевшиеся сведения о его пребывании в этой должности относились только к 1545 г.[1388] Важно и ранее не известное указание на дворечество И. И. Хабарова (уже с боярским чином!) в марте 1546 г. (там же, строка 44).Приведенными фактическими данными отнюдь не ограничивается значение анализируемых помет как источника по истории центрального управления 30–40-х гг. XVI в. Их информативная ценность существенно повышается при сопоставлении со статьями формуляра грамот, на обороте которых они были сделаны. Особенно интересные результаты дает изучение несудимых грамот с дорсальными надписями указанного типа. Формуляр несудимых грамот обычно содержал статью о подсудности грамотчика только суду великого князя (царя) или — далее возможны варианты — боярина введенного, дворецкого, казначея или иного высокого должностного лица. Логично предположить, что между формулировкой этой статьи в грамоте и содержанием сделанной на ее обороте пометы о том, кто именно приказал ее выдать, должна была существовать взаимосвязь. Для проверки этого предположения выберем из табл. 2 информацию, относящуюся к несудимым грамотам, и сопоставим ее с формулировками статьи о подсудности грамотчика в тексте этих грамот. Результаты этого сопоставления отражены в табл. 3.
Таблица 3.
Юрисдикция дворцовых чинов (по жалованным несудимым грамотам 30–40-х гг. XVI в.)[1389]