«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Борьба между придворными группировками, вспыхнувшая вскоре после воцарения Федора, также напоминает события 1530-х гг. Р. Г. Скрынников считает возможным даже говорить о «кризисе власти» применительно к 1585–1586 гг.[2124] Однако нужно отметить, что этот кризис не был продолжительным и не сопровождался таким количеством жертв и такими потрясениями, как период «боярского правления», которому посвящена данная книга. Умело лавируя между придворными группировками, заключив союз с одними могущественными кланами (прежде всего Романовыми) и удалив из столицы других (в частности, князей Шуйских), Борис Годунов довольно быстро добился признания своей единоличной власти[2125]. В борьбе с соперниками он охотно прибегал к опалам, ссылкам и тайным расправам, но никто из представителей знати не сложил голову на плахе. Не было во второй половине 80-х и в 90-х гг. XVI в. и дворцовых переворотов, а также грозных мятежей, подобных походу Андрея Старицкого на Новгород в 1537 г.

Размышляя о причинах относительной стабильности, которую Б. Ф. Годунову, в отличие от правителей 30–40-х гг. XVI в., удавалось поддерживать, можно указать на существенные перемены, произошедшие за полвека. Прежде всего следует отметить упадок удельной системы: Угличский удел, выделенный младшему сыну Ивана Грозного, царевичу Дмитрию, в 1584 г., был бледной тенью прежних уделов Московского дома, существовавших еще в 30-е гг. XVI в.

Дяди Ивана IV, Юрий Дмитровский и Андрей Старицкий, располагали реальной военной силой — отрядами детей боярских, чьи поместья и вотчины находились в их княжествах; кроме того, они могли рассчитывать на поддержку части московской знати и служилых людей (вспомним контакты кн. А. М. Шуйского с окружением Юрия Дмитровского в декабре 1533 г. и переход нескольких десятков новгородских помещиков на сторону старицкого князя в мае 1537 г.). Поэтому у опекунов юного государя были серьезные основания опасаться притязаний обоих «принцев крови» на великокняжеский престол.

Юрий Дмитровский и Андрей Старицкий закончили свои дни в темнице, трагически оборвалась и жизнь последнего удельного князя: 15 мая 1591 г. царевич Дмитрий погиб в Угличе при загадочных обстоятельствах. Но если принять версию о его насильственной смерти по приказу Бориса Годунова (этой версии придерживались многие современники и часть последующих историков)[2126], то тогда нужно признать, что жестокое убийство восьмилетнего мальчика было своего рода превентивной мерой: Дмитрий и его мать, вдовствующая царица Мария Нагая, жившие в Угличе под надзором дьяка Михаила Битяговского, не представляли в тот момент реальной опасности для царя Федора и правившего от его имени Бориса Годунова. Если конфликт между Старицким удельным двором и правительством Елены Глинской был в середине 1530-х гг. источником постоянной напряженности в государстве, перешедшей весной 1537 г. в открытое вооруженное противостояние, то очаг «оппозиции» Годунову при дворе царевича Дмитрия в Угличе во второй половине 1580-х гг. ввиду явного неравенства сил не мог серьезно дестабилизировать обстановку в стране.

Судьба престола в немалой степени зависела от позиции служилых людей. «Шатость» детей боярских, как было показано в первой части книги, придала особую остроту политическому кризису 30-х — начала 40-х гг. XVI в. Но в конце указанного столетия не заметно никаких признаков вовлеченности служилой массы в борьбу придворных группировок. Похоже, тот факт, что на престоле в 1584–1598 гг. находился неспособный к самостоятельному правлению царь, не смущал присягнувших ему на верность дворян и детей боярских. По мере того как учет земли и службы приобретал все более централизованный характер и сосредотачивался в руках приказной бюрократии, утрачивалась личная связь между рядовыми помещиками и государем, важная еще в начале великого княжения Ивана IV. Разумеется, до тех пор пока существовала монархия, символическим адресатом службы оставался царь. Но на практике карьера и вознаграждение за службу какого-нибудь сына боярского зависели не от государевой милости, а от расположения воевод и исправной работы приказного аппарата. Поместная армия повиновалась тому, кто отдавал ей приказы от царского имени.

Одним из факторов, обусловивших длительную политическую нестабильность в 30–40-е гг. XVI в., как я старался показать, была местническая по своей природе борьба придворных группировок, ни одна из которых не могла добиться решающего перевеса. К тому моменту придворная иерархия еще не вполне сложилась, институт местничества находился в процессе становления. Группировки знати различного происхождения (князья Северо-Восточной Руси, старомосковское боярство, недавние выходцы из Литвы вроде князей Бельских или Глинских) оспаривали друг у друга право на первые места в Думе, в армии и за государевым столом. В отсутствие верховного арбитра, которым не мог быть малолетний Иван IV, местнические споры часто не получали разрешения, и стороны, не имея других аргументов, прибегали к насилию.