Вдвоём веселее (сборник)

Саша со Светой встречали нас на перроне.

– Батюшки, что это ее так разнесло? – пробормотала Лариса.

Мы постояли, подождали, пока они подойдут.

Саша взял чемодан, Света весело похлопала себя по животу:

– Вот такие делишки, девочки, беременная я… Но – главная новость – рожать я буду уже в Америке. Отпускают нас! Получили разрешение!

Мы взяли в магазине бутылку «Букета Молдавии» и поехали к Ларисе. И снова всё было как прежде: лилось в рубиновые бокалы вино, Саша брал в жилистые руки гитару и пел: «Облака плывут…»

Я сидела в кухне на широком подоконнике и смотрела в окно.

Осень в Молдавии пышная и цветная, а зима мягкая и слякотная. Нет в ней четкости северного пейзажа. Нет птичьих следов, красной лапки рябины на белом мраморе снегов. Ноги месят серую кашу. Выходит дворник с ведром песка и замирает в недоумении: чего тут посыпать, всё само растаяло.

Родители подарили Ларисе цветной телевизор. Зимой Витя и Артур заходили посмотреть футбол. Из гостиной доносился возбужденный голос комментатора: «Кипиани овладел мячом! Вот он движется в сторону ворот противника!»

В декабре начался суд над папой и длился две недели. Я ходила на суд. Отца привозили в «канарейке», на нем были наручники, на ногах – кандалы. Он шел, высоко подняв голову. «Ему ее там опустят!» – услышала я, как говорил один охранник другому у отца за спиной. В конце этих ужасных, нелепых, великих – отец сам себя защищал – двух недель показательного суда его приговорили к восьми годам лагерей.

Каждый день после суда я возвращалась к Ларисе и звонила Жене. Женя в Петрозаводске расчищал свой участок от снега. Поехать к нему было нельзя, он находился под домашним арестом.

В том же декабре я читала «Улисса» и вот, что я поняла. Кипиани может овладеть мячом, но нельзя овладеть любимым человеком, как нельзя овладеть тайной и красотой мира или вон той медленно снижающейся над пустырем вороной. Ничем и никем нельзя овладеть. Надо полюбить и запомнить. Как Джойс – свою Ирландию, как Пруст – персиковую щеку Альбертины. И это единственная форма владения, которая мне дана.

В последние дни декабря восьмидесятого года Женю вызвали в органы, и человек в сером костюме ему сказал:

– У вас, Евгений, теперь две альтернативы: либо вы в течение двух недель уедете, либо… сами понимаете…

Женя заметил, что это только одна альтернатива.

– А какая вторая? – спросил он.

– Завтра к семи утра за визой в ОВИР! – ответил человек.