— Признаться, я польщен и горд оказанной честью, милорд архиепископ, но вынужден отказаться. Я не могу покинуть Кингсбридж.
Альфаг не стал прятать досаду:
— Горько это слышать, сын мой. Ты способен далеко пойти, однажды, полагаю, обретешь мой сан, но тебе никогда не подняться высоко, если будешь отсиживаться в Кингсбридже.
Олдред призадумался. Немногие священнослужители остались бы равнодушными к таким раскладам. Внезапно его посетила новая мысль.
— Милорд, — проговорил он, рассуждая вслух, — а возможно ли перенести епархию в Кингсбридж?
Альфаг неопределенно повел плечами, свыкаясь с этим новшеством:
— Конечно, я располагаю властью так поступить, но у тебя нет достаточно большой церкви.
— Я строю новый храм, просторный и величественный. Пойдем покажу.
— Я видел яму, когда въезжал в город. Сколько времени займет строительство?
— Службы можно начинать задолго до того, как стройка окончательно завершится. Крипту уже выкладывают. На первых порах службы можно проводить там.
— Кто отвечает за строительство?
— Я звал Эдгара, здешнего строителя, но он отказался. Мне нужны норманны, они славятся своим мастерством.
Альфаг все еще сомневался:
— Пока идет стройка, ты согласен наезжать в Ширинг по крупным праздникам — на Пасху, мидсоммер, Рождество? Скажем, шесть раз в год?
— Да, милорд.
— Я готов вручить тебе письмо с обещанием сделать Кингсбридж епархией, когда ты достроишь новую церковь. Годится?
— Конечно.
Альфаг улыбнулся:
— А ты умеешь торговаться, сын мой. Это радует.
— Спасибо на добром слове, милорд. — Внутренне Олдред ликовал: епископ Кингсбриджа — в сорок два года!
— Ладно. — Альфаг тяжко вздохнул: — Все же, как быть с Уинстеном?
— Где он сейчас?
— Под замком в старом охотничьем домике Уилвульфа.
Олдред нахмурился:
— Негоже держать епископа в заточении.
— Согласен. К тому же сохраняется опасность того, что Гарульф или Дегберт попытаются его выкрасть.
Лицо Олдреда прояснилось.
— Придумал! Я знаю подходящее местечко.
Под вечер Рагна стояла на мосту Эдгара, вслушивалась в неумолчное журчание реки и любовалась пламенеющим закатом, вспоминая тот день, когда прибыла сюда впервые — измученная, замерзшая, промокшая, в грязной одежде, отчаянно желавшая отыскать крышу над головой на ночь, но сильно смущенная видом неказистой деревеньки. Как все изменилось!
На берегу Острова прокаженных неподвижно стояла цапля, таращась в воду, похожая на каменное надгробие. Пока Рагна наблюдала за птицей, на реке появилась лодка, быстро идущая вверх по течению. Рагна прищурилась, заслонила глаза ладонью. Четверо гребцов, на носу одинокая фигура. Должно быть, везут кого-то в Кингсбридж: уже слишком поздно, чтобы плыть дальше, скоро стемнеет.
Лодка пристала к берегу у таверны. Рагна разглядела черного пса, который замер на носу рядом с одинокой фигурой, вся поза животного выражала настороженность. В облике гостя вдруг почудилось что-то знакомое, сердце почему-то забилось чаще. Чем-то этот незнакомец смахивал на Эдгара, но она вполне могла ошибиться, принять желаемое за действительное.
Она поспешно покинула мост, спустилась к берегу, очутилась в глубокой тени деревьев. Теперь, когда закатное солнце ее не слепило, она видела гораздо лучше. Путник спрыгнул с лодки — пес молча последовал за ним — и стал привязывать веревку. Наконец Рагна поняла: это и вправду он.
Осознание было сладостным и почти болезненным. Она узнала широкие плечи, уверенность в движениях, ловкость рук и поворот головы. Ее захлестнула радость, настолько сильная, что даже перехватило дыхание.
Рагна двинулась к таверне, подавляя порыв побежать. Затем остановилась, пораженная ужасной мыслью. Сердце уверяло, что ее возлюбленный вернулся и отныне все будет хорошо, но разум твердил иное. Она вспомнила тех двух монахов, которых отправляли за Эдгаром в Нормандию. Старший из них, Уильям, тогда сказал, что Эдгар, по слухам, собирался жениться на дочери каменотеса и со временем стать мастером. Наверняка так и случилось, ведь это Эдгар, он всегда добивается своего. Причем Рагна ничуть не сомневалась, что он никогда не бросит женщину, на которой женился.
Но если он женат, то почему вернулся?
Теперь радость в сердце вытеснил страх, но она заставила себя идти дальше. Уже можно было разглядеть, что на Эдгаре плащ тонкой шерсти, оттенка рдяной осени и дорогой на вид, судя по всему, в Нормандии он не бедствовал.
Эдгар привязал лодку и повернулся. Рагна как раз успела подойти достаточно близко для того, чтобы рассмотреть столь знакомый цвет глаз. В его лицо она вглядывалась столь же пристально, как та цапля в воду. Промелькнула тень беспокойства, и она поняла, что Эдгар, подобно ей самой, гадал, пережила ли их любовь трехлетнюю разлуку. Затем он что-то прочел в ее глазах, догадался о ее чувствах — и расплылся в улыбке, которая осветила все его лицо.