Вечер и утро

Король всего-навсего подтвердил свершившийся факт, но было приятно и полезно, что королевское решение прозвучало прилюдно. Это внушало уверенность в будущем.

— Благодарю, милорд король, — сказала она.

После суда новый епископ Винчестерский задал пиршество. Среди гостей был и предыдущий епископ Альфаг, прибывший из Кентербери. Рагне очень хотелось поговорить с ним по поводу Уинстена, которого за все прегрешения следовало лишить епископства, а единственным человеком, который мог отнять сан у церковника такого положения, был архиепископ Кентерберийский.

Она гадала, как лучше устроить встречу, но Альфаг подошел к ней сам.

— Миледи, в прошлый раз ты мне сильно помогла, — начал он.

— Да? Не уверена, что понимаю.

— Это ведь ты распустила слух о постыдной болезни епископа Уинстена.

— Я пыталась сохранить свое участие в тайне, однако Уинстен, похоже, все равно узнал.

— Что ж, я благодарен тебе, ибо этот слух помешал ему стать архиепископом Кентерберийским.

— Всегда рада помочь.

— Значит, ныне ты осела в Кингсбридже?

— Там мой дом, но я много путешествую.

— С тамошним приорством все хорошо?

— Просто отлично! — Рагна улыбнулась: — Девять лет назад это была деревушка под названием Дренгс-Ферри, в ней насчитывалось всего пять или шесть домов. А теперь это город, оживленный и процветающий, и всем этим местные обязаны приору Олдреду. Он замечательный человек. Кстати, это он первым предупредил меня, что Уинстен метит в архиепископы.

Рагна думала попросить Альфага избавиться от Уинстена, но действовать следовало осторожно. Архиепископ, в конце концов, мужчина, а все мужчины терпеть не могут, когда женщины указывают, как им поступать. Раньше она порой забывала об этом, и многие ее начинания проваливались. Поэтому теперь Рагна зашла издалека:

— Надеюсь, милорд, ты посетишь Ширинг до возвращения в Кентербери.

— Есть какая-то особая причина?

— Горожане обрадуются твоему приезду. А ты сам, если захочешь, сможешь пообщаться с Уинстеном.

— Как его здоровье?

— Не слишком хорошо, но я не вправе судить, конечно, — проговорила она с показным смирением. — Тебе лучше составить собственное мнение.

Рагна знала, что мужчины редко сомневаются в правильности суждений, вынесенных самостоятельно.

Альфаг кивнул:

— Так и порешим. Я навещу Ширинг.

* * *

Побудить его приехать в город — это только начало.

Архиепископ Альфаг был монахом, поэтому остановился он в аббатстве Ширинга. Рагна сокрушенно вздохнула: она-то хотела, чтобы Альфаг выбрал епископский дом — и вдоволь налюбовался на Уинстена при личном общении.

Уинстену полагалось пригласить Альфага отобедать, однако Рагне донесли, что епископ передал через архидьякона Дегберта неискренние извинения: мол, он и рад бы уважить архиепископа, но не считает возможным отрывать гостя от монашеских бдений. По всей видимости, Уинстен спятил не окончательно: бывая в здравом уме, он проявлял привычные хитрость и изворотливость.

Рагна попросила шерифа Дена пригласить архиепископа к себе и поговорить за столом насчет Уинстена, но ее ждало новое разочарование: теперь уже Альфаг отказался. Он и вправду умерщвлял плоть, как подобало монахам, а потому предпочел изысканным угощениям тушеного угря с чечевицей в компании монастырской братии под чтение отрывков из жития святого Свитуна.

Рагна начала опасаться, что двое церковников могут вообще не встретиться, и тогда все ее замыслы пойдут прахом. Однако архиепископу, который посещал какой-либо город, полагалось провести службу в местном соборе в воскресенье, а Уинстен был обязан присутствовать, поэтому, к ее облегчению, соперники наконец-то сошлись лицом к лицу.

На службе было многолюдно: собрался едва ли не весь город. Уинстен выглядел скверно, даже хуже, чем когда Рагна видела его на следующий день после смерти Уигельма: совсем поседел, ходил, опираясь на трость. К сожалению, этого было недостаточно, чтобы его прогнать: добрая половина епископов, знакомых Рагне, отличалась преклонным возрастом и едва стояла на ногах.

Рагна верила в христианские ценности и признавала заслуги религии в развитии общества. Обычно о таком она не задумывалась, но, бывая на службах в храме, неизменно проникалась ощущением важности человеческого удела в Божьем творении.

На сей раз она не могла полностью сосредоточиться, и ее мысли то и дело обращались к коварному Уинстену. Она боялась, что епископ вполне может выстоять службу, никак не проявив своего безумия. Он выполнял все положенные действия механически, как затверженный урок, и пока не допускал ошибок.

Она наблюдала за преподнесением Святых Даров и думала о том, что Иисус пожертвовал собой ради прощения грешников. Сама Рагна уже открылась Олдреду, созналась в убийстве перед приором, который одновременно был священником и монахом. Он сравнил ее с ветхозаветной Юдифью, которая отрезала голову ассирийскому полководцу Олоферну[56]. Прибавил, что история учит: даже убийца может рассчитывать на прощение, — наложил епитимью и даровал отпущение грехов.