Вечер на Хопре

- Нет, мой друг! Быть может, это один обман моих чувств... Мне могло показаться!.. Но я видел это так ясно, - промолвил он, поглядев с невольным содроганием на среднее окно кабинета. - Вот тут!.. Против меня!.. - О чем вы, господа, там перешептываетесь? - Так, дядюшка, ничего! - сказал Заруцкий, стараясь улыбнуться. - Опять какой-нибудь заговор, чтоб перепугать нас, подхватил исправник.- Да не трудитесь, господа! Не знаю, как другие, а я за себя отвечаю, два раза сряду не испу гаете. - Ну, не ручайся, любезный! - прервал хозяин. - Если б ты знал историю моего дома и то, что некогда случилось в этой самой комнате, где мы теперь беседуем, то не стал бы так храбриться. Я давно уже здесь живу и благодаря бога никаких страстей не видывал, а как вспомню про эту ужасную историю, так, признаюсь, меня и в петровки мороз по коже подирает. - А кстати, Иван Алексеевич! - подхватил исправник.Расскажи-ка нам это предание. Мне давно уже хотелось узнать подробнее об этом ночном поезде, о котором так много толкуют во всем нашем уезде. - И, верно, всякий по-своему,- заметил хозяин. - Да, каждый по-своему, в одном только все согласны, что эта сказка имеет какое-то истинное происшествие. - А почему вы называете это предание сказкою? спросил я исправника. - Потому, что оно с начала до конца походит на сказку. - А то, что ты нам сейчас рассказывал, - прервал с улыбкою Черемухин, - чай, по-твоему, история? - О, это другое дело! - сказал я. - Появление умершей это сообщение мира невещественного с миром земным; это гармоническое сочувствие душ, доказывающее небесное наше начало; и способность проявления в видимых формах существ, не подчиненных никаким физическим законам, может менее или более оправдаться понятием нашим об организации... то есть о внутренней способности существа бестелесного, которое в отношении своем к внешним пред метам... то есть к видимому или, лучше сказать, к вещест венному миру... Но, может быть, вы меня не понимаете? - Помилуйте! - вскричал преважно Черемухин. - Как не понять, это ясно! - Смейся, смейся! - прервал исправник. - О, человек совершенно земной! Ты понимаешь и веришь только тому, что дважды два - четыре. - А тебе бы хотелось, чтоб дважды два было пять? - Да что с тобой говорить! - продолжал исправник. Расскажите-ка нам лучше, Иван Алексеевич, эту страшную историю, от которой, как вы сами говорите, и вас иногда мороз по коже подирает. - Да уж не поздно ли, господа? - сказал хозяин. - Ах, сделайте милость!--вскричал я.- Мне завтра поутру должно с вами проститься; так я, может быть, никогда ее не услышу. - Ну, так и быть! - продолжал хозяин. - Только если вы станете зевать, так прошу припомнить, что теперь уже за полночь и что благодаря бога мы все, кажется, бессонницей не страдаем. Ну, слушайте, господа!

НОЧНОЙ ПОЕЗД