Вечер в Византии

– Когда Белинда выйдет замуж, возьму такую, которая перманентно носит траур.

– Замуж? – фыркала Пенелопа. – Эта женщина не выйдет замуж, пока ты жив!

– Надеюсь, ты права, – вздыхал он.

Иногда Пенелопа, в моменты гнева, обвиняла его в связи с Белиндой. Но Крейг и в мыслях ничего подобного не имел, в полной уверенности, что стоит ему коснуться щеки Белинды, как она закатит истерику. И он не видел причин, почему женщина, так добросовестно относившаяся к работе, как Белинда, должна ко всему прочему пресмыкаться перед женой хозяина.

Наконец, он был просто суеверен. В этих жалких маленьких комнатках с некрасивой, смехотворно одетой секретаршей он пережил лучшие минуты жизни, познал успех, о котором даже не мечтал в тот год, когда снял помещение за восемьдесят долларов в месяц. Не стоит искушать судьбу никчемными символами роскоши. Впрочем, сейчас, в конце осеннего нью-йоркского дня, подписывая лавину счетов, обрушившихся на него после несчастного предварительного просмотра в Пасадене и столь же неудачной премьеры в Нью-Йорке, вряд ли можно утверждать, что счастье – постоянный обитатель обшарпанного офиса, в котором он так долго работал.

Большинство чеков оплачивались им самим, а не со счетов компании. В основном это были хозяйственные расходы: еда, напитки, топливо, телефон, жалованье обеим горничным, цветы, две тысячи долларов за диван, обнаруженный Пенелопой в антикварном магазине на Мэдисон-авеню, счета за одежду от «Сакса» с Пятой авеню и «Бергдорфа Гудмена», ежемесячный счет на двести долларов от Чарлза из отеля «Ритц», парикмахера жены. Было множество других: за обучение Энн в лозаннской школе, за обучение Марши в Мэриленде, страховка и аренда гаража, в котором стоит машина Пенелопы, счет на сто восемьдесят долларов от массажистки, посещающей Пенелопу три раза в неделю, безумный счет от голливудского доктора за лечение матери Пенелопы. Теща приехала навестить дочь вскоре после свадьбы, когда Крейг снимал первый свой фильм на побережье, и немедленно слегла от какой-то таинственной болезни да так и умирала с тех пор и никак не могла умереть, хотя место для этого выбрала, прямо скажем, самое дорогое в мире.

Крейг пытался уговорить Пенелопу самой разбираться с домашними счетами, но та постоянно путалась в цифрах: то не платила за телефон, пока его вдруг не отключали, то оплачивала один и тот же счет дважды, а потом месяцами вообще не прикасалась к бумагам, – и Крейг раздражался, находя у себя на столе письма от назойливых кредиторов. Поэтому он попросил Белинду раз в месяц подбивать итоги и печатать чеки и, кипя от бессильной злости, подписывал их сам. И гадал, что думает Белинда, перебирая счета за одежду на суммы, равные или превышающие ее годовое жалованье. Должно быть, удивляется, что можно сделать с женскими волосами за двести долларов в месяц.

Разделавшись с последним чеком, он отбросил ручку, откинулся на спинку кресла и стал смотреть в размалеванное грязными разводами окно на освещенные окна офиса напротив, где под беспощадным светом неоновых ламп трудились клерки и секретарши. Узнай они, чем он занимался весь этот час, имели бы полное право ворваться к нему и разодрать в клочья чековую книжку. Как минимум чековую книжку.

Время от времени он пытался уговорить Пенелопу сократить расходы, но та неизменно разражалась слезами при малейшем упоминании о деньгах. Ссориться из-за столь низменного предмета она считала унизительным. Она и помыслить не могла, что связывает себя с человеком, способным думать лишь о долларах и центах. В ее родном доме, в Чикаго, где прошли детство и юность, о деньгах даже не упоминали. Слушая ее, можно было подумать, что она потомок старинного аристократического рода, чье богатство восходит к блестящему славному прошлому, в котором плебейские материи вроде долгов и векселей обсуждались тайком, где-то в укромных уголках, и улаживались подобострастными поверенными в старомодных сюртуках.

В действительности же ее отец был коммивояжером галантерейной фирмы, умершим в нужде. Крейгу пришлось заплатить за похороны старика.