Вечер в Византии

По мере того как ссоры достигали все большего накала, Пенелопа клялась, что бережет каждый цент, сыпала именами жен приятелей, которые в месяц тратят на одежду больше, чем она за годы, что было чистой правдой, приводила в свидетели небо, что все ее усилия и затраты были сделаны лишь для того, чтобы создать ему приличный дом, выглядеть женой, с которой не стыдно появиться на людях, а также воспитать детей как подобает. Крейг не выносил сцен, особенно если речь шла о деньгах. В глубине души он чувствовал, что большие суммы заработаны не совсем честно и дались ему случайно, по капризу судьбы, ибо он делал только то, чем с радостью занимался бы даром или за сущие гроши. Он просто не мог спорить о деньгах. Даже составлять и обговаривать контракты он поручал Брайану Мерфи или своему бродвейскому поверенному. Не в силах торговаться с напористыми актерами о процентах прибыли с пьесы или фильма, он тем более не умел противиться рыданиям жены независимо от того, следовало ли оплатить телефонный счет на шестьсот долларов или новое пальто. Однако, вспоминая молодость, прошедшую в дешевых отелях, он не переставал удивляться, каким мановением волшебной палочки все переменилось настолько, что он не моргнув глазом платит ежемесячное жалованье двум горничным, работавшим в доме, где редко обедает более двух раз в неделю, а живет всего по пять-шесть месяцев в году.

Хотя Крейг уже привык, что Белинда каждый раз приносила на подпись чеки с бесстрастным выражением лица, он старался тем не менее не встречаться с ней взглядом и, притворяясь страшно занятым, ворчал:

– Спасибо, Белинда. Положите все на стол. Будет время – подпишу.

Когда он впервые встретил Пенелопу, она была очаровательной молодой актрисой, без особенных талантов, одевавшейся со вкусом и снимавшей миленькую квартирку в Гринич-Виллидже за девяносто долларов в месяц. Куда девалась та девушка? Из бережливой молодой женщины, каждую ночь стиравшей в раковине белье и чулки, она почти мгновенно преобразилась в особу, которая изо дня в день прочесывала галереи и антикварные магазины и патрулировала Пятую авеню, словно авангард грабительской армии, передоверила воспитание детей нянькам и помыслить не могла о том, что в Нью-Йорке можно жить где-то кроме как между Шестидесятой и Восемьдесят шестой улицами Ист-Сайда. Американки, по мнению Крейга, купаются в роскоши с такой же легкостью, как дельфин резвится в волнах.

Тот факт, что он виноват не меньше жены и вполне это сознает, отнюдь не облегчал процедуру возни с чеками.

Он подсчитал общую сумму расходов, аккуратно внес в чековую книжку. Всего девять тысяч триста двадцать шесть долларов сорок семь центов. Не так уж мало для человека, пережившего два провала.

Когда они работали над первой пьесой, Бреннер сказал как-то с максимализмом, присущим юности:

– Не могу принимать всерьез проблемы человека, зарабатывающего больше пятидесяти долларов в неделю.

Интересно, что сказал бы сейчас бывший друг, попади он случайно сюда в тот момент, когда на столе громоздится груда листочков с его подписью?

Повинуясь непонятному порыву, Крейг выписал еще один чек, от руки, на девять тысяч триста двадцать шесть долларов сорок семь центов, не указывая имени получателя. Потом вписал адрес больницы, в которой родились его дочери.

К чеку он приложил короткую записку попечителям больничного фонда, вложил все в конверт, надписал адрес и запечатал.

После чего еще раз подытожил расходы. Позвал Белинду. Интерком он так и не установил, решив, что это чересчур официально.

Он протянул секретарше конверт и чеки и сказал:

– На сегодня все. Большое спасибо.

Потом он спустился в соседний бар и выпил столько, чтобы все события грядущего вечера слились в неясную дымку и неразборчивый гул голосов.

Когда он добрался наконец домой, Пенелопа возмутилась:

– Интересно, доживу ли я до того дня, когда ты явишься к ужину трезвым?

Последние гости только что ушли, и по всей гостиной стояли пустые стаканы. Пенелопа вытряхивала на кухне пепельницы. Он посмотрел на часы. Половина второго. Что-то сегодня все засиделись. Он почти рухнул в кресло и сбросил туфли. За столом собралось четырнадцать человек. Еда была вкусной. Общество – скучным. Он выпил слишком много вина.

Теоретически все двенадцать гостей были его друзьями. Но настоящими он считал только двоих – Роберта и Элис Пейн. Роберт Пейн – коммерческий директор издательства, плотный, основательный, энциклопедически образованный человек, говорил неторопливо, взвешивая каждое слово, и терпеть не мог пустой болтовни. Они познакомились, когда Крейга попросили составить для издательства антологию пьес, и сразу же подружились. Его жена Элис – детский психиатр, крупная, грузная, грубовато-красивая женщина с гривой седеющих, по-мужски подстриженных волос, обрамляющих спокойное овальное лицо. Пенелопа считала их занудами и приглашала исключительно ради Крейга, чтобы тот не слишком жаловался на остальных.