– Консультируется с частными банками. Ее приятель ей помогает. – Голос Энн неожиданно стал жестким. – С тех пор как ты стал давать ей столько денег, она заделалась настоящим асом инвестиций. Заявляет, что американская экономика не кажется ей достаточно стабильной, и намеревается отныне иметь дело только с немецкими и японскими компаниями. Велела передать тебе, чтобы последовал ее примеру. Говорит, это просто смехотворно – получать всего пять процентов годовых. Ты, мол, никогда не был деловым человеком, и она заботится о твоих интересах. – Энн слегка поморщилась. – Кроме того, в твоих же интересах немедленно бросить ту парижскую дамочку.
– Она и об этом тебе рассказала? – процедил Крейг, стараясь не выказать гнева.
– Да, и еще о многом.
– А что она знает о моей парижской приятельнице?
– Понятия не имею. Слышала лишь то, что она мне сказала. Будто эта дама бессовестно молода для тебя, выглядит как маникюрша и охотится исключительно за твоими деньгами.
– Маникюрша? – рассмеялся Крейг. – Очевидно, она никогда не видела мою приятельницу.
– Ошибаешься, видела. И даже устроила ей скандал.
– Где?!
– В Париже.
– Она была в Париже? – недоверчиво переспросил Крейг.
– Совершенно верно. Исключительно ради тебя. Высказала даме все, что думает об авантюристках, которые охмуряют старых дураков и разрушают счастливые браки.
Крейг восхищенно покачал головой.
– Подумать только, Констанс мне ни слова не сказала.
– Знаешь, есть вещи, о которых женщины предпочитают не распространяться, – пояснила Энн. – Кстати, ты познакомишь меня с Констанс?
– Конечно, – неловко пробурчал Крейг. Обнимая дочь в аэропорту, он и помыслить не мог, что их беседа примет такой оборот.
– Зато в Женеве я здорово позабавилась, – продолжала Энн. – Пришлось обедать в «Ричмонде» с мамочкой, ее дружком и со всеми прибамбасами.
Крейг ничего не ответил. Не хотел обсуждать с дочерью любовника своей жены.
– Этакий помпезный осел, – продолжала дочь. – Бр-р-р. Расселся, как у себя дома, заказывает икру, орет на официанта. Вино, видите ли, не то, а потом удостаивает галантной беседой пять минут мамулю, а пять – меня. Строго по очереди. Теперь я понимаю, почему уже с двенадцати лет ненавидела мамочку.
– Это не так, – мягко возразил Крейг. Он во многом виноват. Только не в отчуждении дочерей от жены.
– Так, папа. Так. О, почему ты столько лет покорно выносил этого жалкого зануду, который притворялся твоим другом, почему ты все им спускал?
– За все надо платить, – вздохнул Крейг. – Я тоже не ангел. Ты уже взрослая, Энн, и надеюсь, давно сообразила, что наши с мамой пути много лет как разошлись…
– Разошлись? – нетерпеливо перебила Энн. – Ладно, пусть разошлись. Это вполне можно понять. Но как ты мог вообще жениться на этой стерве…
– Энн! – резко воскликнул он. – Не смей так говорить!
– И еще не могу понять, почему ты позволил ей угрожать тебе иском за адюльтер и под этим предлогом выманить все деньги! А дом! Не проще ли денька на два нанять детектива, чтобы последил за ней и увидел, что она творит?
– Я на такое не способен.
– Почему? Она же пустила за тобой ищейку!
Крейг пожал плечами:
– Не рассуждай как адвокат. Не могу – и баста.
– Ты слишком старомоден, – заключила Энн. – В этом твоя беда.
– Давай не будем больше говорить об этом, – попросил он. – Только помни: если бы я не женился на твоей матери, тебя и твоей сестры не было бы на свете. Я иногда думаю, что вы – самое главное, что у меня есть, а все остальное ломаного гроша не стоит. Поэтому, как бы ни поступала ваша мать, я благодарен ей за вас. Ты будешь помнить это?
– Попытаюсь.
Голос Энн задрожал, и Крейг испугался, что она сейчас заплачет. Странно, она даже в детстве не была плаксой.
– Но скажу только одно, – с горечью продолжала она. – Больше я не желаю видеть эту женщину. Никогда. Ни в Швейцарии, ни в Нью-Йорке, ни в Калифорнии. Нигде.
– Ты когда-нибудь передумаешь, – тихо возразил он.
– Хочешь пари?
О Господи! Семьи и семейные дрязги!
– Я хочу, чтобы вы с Маршей знали: Констанс не имеет никакого отношения к нашему разрыву. Я оставил твою мать, потому что мне все это надоело до чертиков и я был на грани самоубийства. Наш брак потерял всякий смысл, а продолжать бесцельную жизнь я не собирался. Я виню вашу мать не меньше, чем самого себя. Наступил конец, вот и все. Констанс – просто совпадение.
– Ладно, – согласилась Энн, – верю.
Она примолкла, и Крейг, облегченно вздохнув, благодарный за передышку, миновал каннский ипподром. Южные скачки… Незамысловатые победы, незасчитанные поражения. Включенные разбрызгиватели изливались мириадами водяных дуг-фонтанчиков по всему зеленому полю.
– Ну, – резковато спросила Энн, – а как насчет тебя? Веселишься?
– Можно сказать и так.
– Я беспокоилась о тебе, – сообщила она.
– Беспокоилась? – с невольным удивлением повторил Крейг. – Я всегда считал, что современная молодежь не волнуется за родителей, по крайней мере так утверждают модные теории.
– Не настолько я современна.
– А почему ты тревожилась?
– Твои письма, – коротко пояснила Энн.
– Что же в них такого?