Крейг наблюдал за Натали, проходившей между рядами легким, танцующим шагом, который он будет помнить до конца жизни. Тонкая, элегантная, созданная для того, чтобы радовать мужской глаз, возбуждать мужские желания. Отважная и лукавая.
Неудивительно, что в подобном месте перед глазами всплывают сцены из прошлого, с новой силой возвращается ностальгия, чтобы стать, пусть и ненадолго, частью настоящего. Глядя на Натали Сорель, прелестную и незабываемую, навсегда уходившую от него с другим мужчиной, Крейг гадал, какой каприз судьбы повелел, чтобы сегодня на него предъявила права часть его прошлого, воплощенная в Йане Уодли вместо Натали Сорель?
Садясь, он почувствовал на себе понимающий насмешливый взгляд Гейл Маккиннон.
– «Я не ослышался?» – передразнил Робинсона Уодли, подражая тягучему техасскому выговору. – «Вы действительно писатель?»
– Потише, – предупредил Крейг. – Зал слишком маленький.
– «Не представляете, с каким наслаждением я читал вашу книгу», – с горечью повторил Уодли. – Я пишу вот уже двадцать лет, накропал восемь книг, а он, оказывается, любит мою книгу!
– Успокойся, Йан, – повторил Крейг.
Но вино уже ударило Йану в голову.
– Почему всегда вспоминают о первой? Той, которую я, видите ли, создал, едва научившись писать собственное имя! Мне так осточертело слышать о ней, что, пожалуй, в следующий день рождения устрою ее публичное сожжение на площади.
Он налил полный бокал, расплескивая вино по скатерти.
– Если вам станет от этого легче, – вмешалась Энн, – мой преподаватель английского сказал, что, по его мнению, ваша вторая книга – лучшее из всего, что вы написали.
– Провались он, ваш преподаватель, – отмахнулся Уодли. – Что он понимает?!
– Многое! – вызывающе бросила Энн. Крейга обрадовало, что его дочь обладает одним из редчайших качеств – не пасовать перед авторитетами. – А еще он сказал…
– Что же именно? – полюбопытствовал Уодли. – Умираю от желания поскорее услышать.
– Он считает, что книги, написанные вами после отъезда за границу, довольно неудачные. – Энн вздернула подбородок знакомым с детства движением, когда еще совсем ребенком она упрямилась и своевольничала. – Что вы зарываете свой талант в землю, работаете вполсилы, и вам следовало бы вернуться в Америку…
– Он так и сказал?
– Так и сказал.
– И вы с ним согласны? – ледяным, мертвенно-спокойным голосом вопросил Уодли.
– Абсолютно.
– Ну и провалитесь с ним заодно, – прорычал Уодли.
– Если будешь разговаривать в подобном тоне, – взорвался Крейг, – мы немедленно уходим!
Он знал, что Уодли невыносим во хмелю и в пьяном виде предается самоуничижению, что Энн коснулась самого больного места, но не желал подвергать дочь приступам безрассудной ярости чужого человека.
– Бросьте, Йан, – прошипела Гейл. – Нельзя же воображать, что мы вечно сможем тонуть в любви окружающих! Да будьте же взрослым мужчиной, черт возьми! Оставайтесь писателем, профессиональным писателем, или зарабатывайте на жизнь чем-то еще!
Крейг был уверен, что, произнеси такие слова он, бури бы не миновать. Но Уодли моргнул, тряхнул головой, словно выбираясь на берег из прибоя, и ухмыльнулся.
– Устами детей, – пробормотал он. – Простите, друзья. Надеюсь, вы хорошо проведете время… Хочу еще рыбы. Официант…
Он вежливо махнул рукой официанту, пробегавшему мимо с исходившей паром супницей.
– Закажем суфле на десерт? – спросил он, на глазах превращаясь в гостеприимного хозяина. – Насколько я знаю, против здешнего суфле никто не может устоять. «Гран Марнье» или шоколадное?
Крейг увидел, как в зал ворвался Мерфи с обычным видом вышибалы, бросившегося разнимать драчунов. Сзади маячили Соня Мерфи, Люсьен Дюллен и Уолтер Клейн.
Ну вот, кочующие племена сошлись, и вожди собрались на переговоры. Слишком долго он жил в Голливуде, чтобы удивиться дружеской встрече людей, которые в обычное время костерят друг друга на чем свет стоит. В этом узком мирке самой жестокой конкуренции нельзя обрывать каналы связи. Можно биться об заклад, Мерфи словом не обмолвится Клейну о том, что читал «Три горизонта», а Клейн не проговорится Мерфи, что сценарий лежит у него на столе. Принцы – народ скрытный и осуществляют рокировку войск только под покровом ночи.
Тем не менее он с облегчением увидел, что хозяйка посадила вновь прибывших у самого входа, довольно далеко от его столика. Давным-давно, когда Уодли еще был в моде, Мерфи согласился стать его агентом. Но когда наступили плохие времена, Мерфи без сожаления бросил Йана, и тот, как нетрудно предположить, не питал к нему с тех пор особой любви. Если бы эти двое сидели рядом, атмосферу вряд ли можно было бы назвать дружеской, тем более что Уодли уже на ногах не держался.
Но к несчастью, Мерфи, имевший привычку обшаривать взглядом любое незнакомое помещение, как корабельный радар, узрел Крейга и, пока остальные устраивались за столом, колобком выкатился в центральный проход.
– Добрый вечер всем, – провозгласил он, улыбаясь девушкам и каким-то непостижимым образом исключая Уодли из сферы своего внимания. – Я звонил тебе сегодня пять раз, Джесс. Хотел пригласить на ужин.