Вечер в Византии

– На этом можно и закончить программу, – объявила Гейл в микрофон. – Большое спасибо, мистер Уодли, за откровенное и компетентное обсуждение проблем сценаристов. Жаль, что мистера Крейга неожиданно отвлекли и мы лишились возможности услышать мнение опытного человека, долгое время проработавшего в этой области. Надеемся, что нам повезет и в ближайшем будущем мы сумеем провести с мистером Крейгом, человеком чрезвычайно занятым, побольше времени. С вами была Гейл Маккиннон. Репортаж с Каннского фестиваля.

Выключив диктофон, она улыбнулась широко и невинно:

– Будет день – будет пища. Забавный у вас папа, верно, Энн?

Она принялась укладывать диктофон в футляр.

– Не понимаю тебя, папа, – вторила Энн. – Мне показалось, вы друзья.

Ничего себе друзья!

– Не вижу, какой может быть вред от нескольких слов, – продолжала Энн.

– Молчание – золото, – коротко бросил Крейг. – Когда-нибудь ты это поймешь. Йан, что, по-твоему, хорошего в том, что ты сейчас пел соловьем? И зачем тебе это нужно?

– Как зачем? – удивился Йан. – Тщеславие. Черта, к которой нельзя относиться легко. Ты, разумеется, выше человеческих слабостей.

– Ничего подобного, – рассердился Крейг. Он вступил в спор не ради себя, а ради Энн, чтобы показать ей, что к чему. Он не хотел, чтобы и дочь захватило безумное стремление американцев к рекламе, самовосхвалению, лести, пустой бойкой трепотне по телевидению, трепотне, истинная и крайне серьезная цель которой – продать автомобили, дезодоранты, моющие средства, политиков, лекарства от несварения желудка и бессонницы.

– Йан! – воскликнул он. – Понятно, почему Гейл занимается всей этой бессмыслицей…

– Осторожнее, осторожнее, – издевательски вставила Гейл.

– В конце концов, она этим зарабатывает себе на хлеб, и, вероятно, это ничуть не постыднее нашего способа делать деньги…

– Благослови вас Бог, папочка, – кивнула Гейл.

Крейг твердо решил запереть на ночь дверь и, если понадобится, заткнуть уши ватой. Он с трудом заставил себя оторвать взгляд от прелестного насмешливого лица и вновь обратился к Уодли:

– И зачем тебе понадобилось нести этот бред? Чего ты достиг? Я серьезно. Объясни, может, сумеешь меня убедить?

– Ну, – пожал плечами Йан, – прежде всего до твоего прихода добрая старушка Гейл расхваливала мои книги. Благородная маленькая лгунья нашла для каждого романа доброе слово. Может, ее программа подвигнет хотя бы одного человека зайти в книжный магазин и купить одну или две, а может, и все. А поскольку они вряд ли есть в продаже, может, какой-то издатель решит издать собрание моих сочинений в мягкой обложке? Не будь святее самого папы, Джесс. Ты ведь делаешь картину затем, чтобы люди ее увидели, так?

– Да, – признал Крейг.

– И чем же ты отличаешься от меня?

– Не хотите, чтобы я включила диктофон, Джесс? – вмешалась Гейл. – Всего минута! Можем прямо сейчас начать интервью.

– В последнее время я не продал ни единого фильма, – буркнул Крейг. – Оставьте диктофон в покое.

– А вдруг программу случайно услышит какой-нибудь продюсер или режиссер, – продолжал Уодли, – и воскликнет: «Эй, а я думал, что этот парень давно дал дуба! А раз это не так, может, именно он и напишет сценарий моей следующей картины!» Все мы полагаемся на удачу: ты, я, Гейл, даже эта милая девушка, оказавшаяся твоей дочерью. Одно движение стрелки по шкале приемника может означать жизнь и смерть для кого-то вроде меня.

– И ты действительно этому веришь? – удивился Крейг.

– А во что, по-твоему, я верю? – с горечью бросил Уодли. – В то, что меня вдруг оценят? Не смеши меня!

– Я запоминаю каждое слово, – пригрозила Гейл. – Уверена, это на что-нибудь пригодится. Например, для статьи о вас, Джесс. Известный человек, уклоняющийся от известности. Обязательно спрошу, искренний ли это порыв или хитрый замысел, стремление возбудить к себе интерес, якобы отвергая все предложения, отказываясь от всяких возможностей так называемой рекламы? Не привлекает ли лицо, скрытое вуалью, больше внимания?

– Мистер Уодли прав, – неожиданно решила Энн. – Он написал прекрасные книги, а о нем забыли. И я слушала всё интервью. Он сказал много интересного, это людям следует услышать.

– Я говорила Энн, что вы не желаете ни с кем беседовать, – пояснила Гейл.

– Вижу, вы, девушки, за два часа успели все обсудить, – кисло буркнул Крейг.

– Мгновенная и взаимная симпатия, – улыбнулась Гейл. – В один миг уничтожили пропасть между поколениями двадцати– и двадцатидвухлетних.

– Люди твоего возраста, па, – наставительно начала Энн, – вечно жалуются, что молодежь вас не понимает. Ну вот, ты получил идеальную возможность добиться того, чего хочешь, рассказав ордам людей всех возрастов обо всем, что у тебя на душе, и все-таки отказываешься.

– Я привык самовыражаться в фильмах, а не стирать свое грязное белье на людях, – сухо возразил Крейг.

– Иногда, мистер Крейг, – бесстрастно заметила Гейл, – мне кажется, что вы не слишком хорошо ко мне относитесь.

Крейг встал.

– Я иду в отель. – И, вытащив из кармана несколько банкнот, осведомился: – Сколько ты выпила, Энн?

– Забудь! – величественно взмахнул рукой Уодли. – Я заплачу!