– Никогда бы не подумала, что человек может так себя вести, – удивленно произнесла. Энн, перестав всхлипывать. – Человек, который способен так чудесно писать, который кажется таким уверенным в себе, если судить по книгам…
– Книга – это одно, – возразил Крейг, – а человек, который ее пишет, – совсем другое. Чаще всего книга – маска, а не портрет автора.
– «Когда звонит телефон и вы знаете, что это я, вас никогда нет дома», – повторила Энн. Слезы иссякли, и она вытерла глаза тыльной стороной ладони, как маленькая одинокая девчушка. – Что за ужасная вещь – знать такое о себе. Ненавижу кино, папа! – яростно выкрикнула она. – Ненавижу!
Крейг опустил руки.
– Бизнес как бизнес, никакой разницы. Просто немного более специфичен.
– Неужели никто ничего для него не сделает? Мистер Мерфи? Ты?
Крейг от удивления рассмеялся.
– После сегодняшнего… – начал он.
– Именно из-за сегодняшнего, – настаивала Энн. – Сегодня на пляже он рассказывал, какими хорошими друзьями вы были, как весело проводили время, каким прекрасным человеком он тебя считал…
– Это было сто лет назад. С тех пор много воды утекло. Люди иногда надоедают друг другу. И расходятся. И я впервые слышу, что он считал меня прекрасным человеком. По правде говоря, боюсь, это не совсем точное определение твоего отца.
– Уж хоть ты себя не изводи, – попросила Энн. – Почему только такие люди, как мистер Мерфи, вечно уверены в себе?
– Ладно, – вздохнул он, подхватил ее под руку, и они медленно побрели по набережной.
– Знаешь, ты тоже слишком много пьешь, – заметила она, приноравливаясь к его походке.
– Кажется, да, – признал он.
– Почему люди, которым за тридцать, намеренно стараются себя уничтожить?
– Потому что им за тридцать.
– Не смешно, – резко сказала она.
– Когда не знаешь, что ответить, поневоле приходится шутить.
– В таком случае нечего шутить при мне.
Некоторое время оба молчали; упрек Энн, словно грозовое облако, повис между ними.
– Господи, – наконец пожаловалась Энн, – а я-то думала, что хоть отдохну здесь! Средиземное море, чудесный город, талантливые люди… И ты рядом. – Она печально качнула головой. – Никогда не стоит загадывать заранее.
– Подумаешь, всего один вечер, Энн. Все еще переменится.
– Но ты завтра уезжаешь! И даже не сказал мне! Можно, я поеду с тобой?
– Пожалуй, не стоит.
– Не стану спрашивать почему.
– Меня не будет всего день-другой, – смущенно пробормотал он.
Они снова замолчали, прислушиваясь к тихому плеску волн о борта лодок, пришвартованных к причалу.
– Вот было бы здорово, – заговорила Энн, – сесть в такую лодочку и поплыть не зная куда.
– Тебе-то от чего бежать?
– О, на это есть много причин, – тихо призналась она.
– Хочешь, поговорим?
– Позже. Когда вернешься.
«Женщины любого возраста, – подумал он, – обладают способностью дать мужчине понять, что он гнусно их бросил, даже если бедняге всего-навсего понадобилось выйти на угол за пачкой сигарет».
– Энн, – оживился Крейг, – у меня идея. Пока я буду в отъезде, почему бы тебе не перебраться на мыс Антиб? Пляж там куда лучше, и ты можешь пользоваться домиком Мерфи, и…
– Я не нуждаюсь в опекунах, – отчеканила Энн.
– Я вовсе не это имел в виду, – возразил он, хотя только теперь сообразил, что именно это и было у него на уме. – Просто думал, тебе там больше понравится и будет с кем поговорить…
– Я сама найду, с кем поговорить, – перебила дочь. – Кроме того, я хотела посмотреть как можно больше фильмов. Странно, что я люблю кино. И ненавижу то, что оно творит с людьми, которые его делают.
Автомобиль, проезжавший по набережной, сбавил скорость. В нем сидели две женщины. Одна, та, что была ближе, призывно улыбнулась. Крейг никак не отреагировал, и машина набрала ход.
– Это проститутки, верно? – заинтересовалась Энн.
– Да.
– В храмах Древней Греции, – пояснила она, – проститутки отдавались незнакомым мужчинам перед алтарями.
– С тех пор алтари сильно изменились, – пробурчал Крейг. Гейл предупреждала, что Энн не следует ходить по улицам ночью одной. Ей следовало бы добавить: «Не ходите и с отцом». В конце концов даже проститутки обязаны соблюдать какие-то правила!
– Ты когда-нибудь ходил к проститутке? – не отставала Энн.
– Нет, – солгал он.
– Будь я мужчиной, пожалуй, поддалась бы соблазну попробовать.
– Зачем?
– Только раз, чтобы узнать, каково это.
Крейг вспомнил книгу, прочитанную в молодости. «Юрген» Джеймса Бранча Кабелла. Прочел потому, что в обществе она считалась верхом неприличия. Герой любил повторять: «Меня зовут Юрген, и я пробую каждый напиток всего лишь раз». Бедняга Кабелл, он так уверен в собственной непреходящей славе!
«Скажите черни, я Кабелл бессмертный!» – провозглашал он с высоты, как ему казалось, вечного и надменного величия. Бедняга Кабелл, мертвый, забытый, сброшенный со счетов еще при жизни, теперь мог бы найти утешение в том, что много лет спустя целое поколение живет согласно губительному кредо его героя, пробует любой напиток лишь однажды, любой наркотик лишь однажды, любое политическое убеждение, любую женщину. Любого мужчину…