Вечер в Византии

– Может, – кивнула Энн на удалявшиеся габаритные огни машины, – это помогло бы мне кое в чем разобраться.

– В чем именно?

– В любви, например.

– Ты считаешь, что любовь нуждается в определении?

– Разумеется. А ты так не считаешь?

– В общем, нет.

– Значит, повезло, – констатировала она, – если только ты действительно в это веришь. Как по-твоему, у них роман?

– У кого? – спросил Крейг, прекрасно понимая, кого она имеет в виду.

– У Гейл и Йана Уодли.

– Почему ты спрашиваешь?

– Сама не знаю, – пожала плечами Энн. – По тому, как они ведут себя друг с другом. Словно между ними что-то есть.

– Нет, не думаю.

По правде говоря, он просто отказывался так думать.

– Она современная девушка, эта Гейл, правда, папа?

– Уж и не знаю, что теперь подразумевается под словом «современный», – покачал головой Крейг.

– Сама выбрала себе дорогу, ни от кого не зависит, – перечислила Энн. – Красива – и при этом не задается. Конечно, я только сегодня познакомилась с ней и могу ошибаться, но у меня такое чувство, словно она может заставить людей плясать под свою дудку.

– Думаешь, она мечтала, чтобы Уодли вывернуло наизнанку, и все потому, что он вел себя как последний дурак?

– Возможно, – кивнула Энн. – Подсознательно. Он ей небезразличен, и она хочет, чтобы он сам увидел, в какой зашел тупик.

– По-моему, ты чересчур высокого о ней мнения.

– Вероятно. Все же мне хотелось быть похожей на нее. Видишь ли, «современная» означает, что она знает, чего хочет. И умеет этого добиться. Причем на собственных условиях, – выпалила Энн и, немного помолчав, добавила: – У тебя с ней роман?

– Нет! Откуда ты взяла?

– Просто показалось, – уклончиво обронила она и поежилась. – Становится холодно. Пожалуй, вернемся-ка в отель, и я пойду спать. Слишком насыщенный день.

Но когда они вернулись в отель, Энн решила, что спать слишком рано, и поднялась в номер к отцу, выпить на ночь. Кроме того, она хотела взять у него экземпляр сценария. Крейг, разливая виски с содовой, иронически подумал, что, если Гейл постучит именно в этот момент, они смогут уютно посидеть по-семейному. Можно было бы начать веселье с таких слов: «Гейл, Энн хочет задать вам несколько интересных вопросов».

Гейл, возможно, ответила бы на каждый, и во всех подробностях.

Энн недоуменно разглядывала титульный лист рукописи.

– Кто этот Малкольм Харт? – удивилась она.

– Человек, которого я знал на войне. Он погиб.

– Ты, кажется, сказал, что сам написал сценарий.

– Так и есть.

Он уже жалел, что проболтался по дороге из аэропорта. Теперь приходится объясняться.

– Почему же здесь стоит другое имя?

– Можешь назвать это моим nom de plume.[38]

– Зачем тебе nom de plume?

– По деловым соображениям, – пояснил он.

Энн скорчила гримаску.

– Стыдишься его? – поддела она, постучав пальцем по рукописи.

– Не знаю. Пока не знаю.

– Мне это не нравится, – решительно заявила Энн. – Что-то тут не так.

– По-моему, ты преувеличиваешь.

Он был смущен оборотом, который приняла беседа.

– Это старая и благородная традиция. Вспомни, прекрасный писатель по имени Сэмюел Клеменс подписывал свои работы «Марк Твен».

Судя по неодобрительно поджатым губам, он ее не убедил.

– Я скажу тебе правду, – снова начал он. – Все происходит от неуверенности в себе, а если еще откровеннее – от страха. Я никогда ничего не писал раньше и не имею ни малейшего понятия, хорошо получилось или плохо. Пока кто-то не выскажет своего мнения, я чувствую себя в безопасности, скрываясь под чужим именем. Неужели не понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Энн, – но все же считаю, что это неправильно.

– Позволь мне самому судить, что правильно и что неправильно, Энн, – деланно-твердым тоном оборвал он. В конце концов, на этом этапе жизни он не собирается жить по указке своей двадцатилетней дочери, с ее негибкой, стальной твердости совестью.

– Ладно, – обиженно бросила Энн, – если не хочешь, чтобы я говорила все, что думаю, мне лучше заткнуться.

Она положила сценарий на стол.

– Энн, дорогая, – мягко сказал он, – разумеется, я хочу, чтобы мы говорили по душам. В таком случае и я имею право высказать свое мнение. Справедливо?

– Ты считаешь меня наглым отродьем? – улыбнулась Энн.

– Иногда.

– Наверное, так и есть. – Она поцеловала его в щеку. – Иногда. – И, подняв стакан, пожелала: – Будем здоровы.

– Будем здоровы, – эхом отозвался Крейг.

– Ммм, – оценивающе промычала Энн, сделав большой глоток виски. Крейг вспомнил, как любил наблюдать за дочерью в детстве, пока та пила перед сном молоко.

Энн оглядела большую комнату.

– Этот номер, должно быть, ужасно дорогой.

– Ужасно, – согласился он.

– Мамуля все твердит, что ты кончишь дни в богадельне.

– И вероятно, права.

– Она говорит, ты безобразно расточителен.

– Кому и знать, как не ей.

– Она донимает меня расспросами, употребляю ли я наркотики.

Энн, очевидно, ждала подобного вопроса и от него.

– Судя по тому, что я видел и слышал, – объяснил Крейг, – стоит считать само собой разумеющимся, что каждый студент каждого американского колледжа рано или поздно хоть раз да выкурит косячок. Наверное, ты тоже в их числе.

– Наверное, – согласилась Энн.