Вечера с Петром Великим. Сообщения и свидетельства господина М.

Его привлекала прохладная свежесть Марии, ее чистота, вдумчивость, с ней было о чем поговорить, отвлечься от дворцовых сплетен, от государственных забот.

Неумелые ее ласки тешили горячностью, в них не было ничего наигранного, она плакала от восторга. Царь был первый мужчина в ее жизни, она видела в нем совершенство и всерьез влюбилась в него.

Многое князь узнал от Петра Андреевича Толстого. Все шло как нельзя лучше, как вдруг к княжне посватался Пван Долгорукий, сын Григория Долгорукова, русского посла в Польше. Фамилия знатнейшая, отказа быть не должно, и сама государыня проявила упорный интерес к сватовству. Случайно ли? — вот что насторожило и князя, и Петра Андреевича Толстого. Про новую любовницу государыне наверняка известно, как и про всех прочих. По совету Толстого, не следовало хорониться. Чем меньше таиться, тем меньше опасений. Однако похоже, что государыня встревожилась.

Переговорив с Толстым, князь Кантемир отправился к дочери. Мария была настроена против Пвана категорично — ни за что! И слушать не хотела. Князь не уговаривал, о причинах не спрашивал, еле скрыл радость. Посоветовал отказать жениху, поскольку тот не имеет никакого чину в службе его императорского величества. Сам же согласие Ивану Долгорукому высказал, даже счел честью породниться со столь знатной фамилией, о чем и написал государыне, окончательное же решение оставил за дочерью: его дело — советовать.

На очередной ассамблее государыня сказала князю: если вся закавыка в чине для молодого Долгорукова, то можно сыскать подходящее место. Князь Кантемир обещал еще раз с дочерью поговорить, заверил государыню, что лучшего жениха, чем Долгорукий, не желал бы…

Государыня смотрела испытующе. Черные волосы ее масляно блестели, видно было, что крашеные, и брови крашены. Располнела, тяжелая грудь колыхалась, лицо в румянах оплывшее, князь невольно сравнивал ее с дочерью — тоже брюнетка, но что значит молодость, и чернота чище, и волосы веселее. Подурнела государыня, и зубы порченые, не сравнить с Марией.

Роль свою князь играл неплохо, чувствовал преимущество, накануне жена сообщила, что падчерица, то есть Мария, забеременела, так что теперь все зависит от того, кто родится. Или — или, может статься, многое в истории России определится там, в чреве Марии Кантемир.

Петр занят был предстоящей войной с Персией. Князя предупредили, что государь повелел участвовать в кампании, придется плыть по Волге до Астрахани, готовить манифесты на турецком языке и на персидском для населения Закавказья, княжна может ехать с ним до Астрахани, там пусть останется. Про беременность, видать, знал, велел князю взять и княгиню, и Марию, и доктора домашнего.

Петр Андреевич Толстой тоже включен был в свиту как специалист по восточным делам.

Плавание шло два месяца по рекам — Москве, Оке, Волге, до самой Астрахани. Кантемиры плыли на отдельном корабле.

Мария ходила с заметным животом, счастливая, беременность красила ее. К ней приставлен был домашний врач грек Паликула (Поликала). Когда плыли по Волге, царица простыла, Петр Толстой порекомендовал ей врача Кантемиров, который имел большой набор лечебных трав. Грек отваром быстро снял простуду. Екатерина щедро отблагодарила его, между прочим расспрашивала про княжну Марию, как беременность переносит, не мается ли животом, когда разрешится. Паликула выставлял себя знатоком женского организма, славился приемами восточной медицины, лечил от бесплодия, брался предсказывать ход беременности, кто родится. Приписывали ему старинные секреты врачевания, исцеление от хронических заболеваний.

Когда войска добрались до Астрахани, сделали двухнедельную остановку. На отдыхе Екатерина пригласила к себе придворных дам. Княжна Мария отказалась, ссылаясь на нездоровье. Назавтра государыня сама пожаловала к ней. Узнала о самочувствии, спросила, последует ли княжна с ними дальше по Каспию, чего ей неможется, и все смотрела на живот. Княжна прикрывала его руками, держалась любезно, согласилась спеть. После отъезда сказала отцу, что визит не понравился, у государыни «дурной глаз». Князь только посмеялся, рукой махнул, обнял ее: «Твое дело рожать, ни о чем плохом не думать». Мария прижалась к нему: «Боюсь я, боюсь».

В один из вечеров нагрянул государь. Был озабочен сборами, выглядел усталым, говорил отрывисто, лицо влажно-бледное. За ужином замолкал, глядя на княжну Марию, повелел ей оставаться в Астрахани вместе с мачехой и младшим братом. Петр Андреевич Толстой тут же присоветовал оставить при княжне врача Паликулу. Государь согласился.