Вечера с Петром Великим. Сообщения и свидетельства господина М.

В Москве выпал снег, ударил мороз. Царь затеял катание по улицам на санях, сани сооружены были кораблями, и они под команды Апраксина и самого Петра выделывали всякие маневры. Князю Кантемиру приказано было поставить на полозья турецкую многовесельную лодку-каюк, снабдить ее малиновым парусом. На лодке сидели княгиня с княжной, окруженные свитой, а на носу, в кресле, нацепив черную бороду, сам Дмитрий Кантемир, одетый в турецкий халат, с чалмой на голове.

В последний день маскарада варили брагу, медовуху, пили венгерские вина. Женщины собрались в отдельном от мужчин зале. Московские дамы решили напоить петербургских и посмеяться над ними. Однако Екатерина приставила к пьющим смотрительницу, она следила, чтобы все пили одинаково, не увиливали. Женщины веселились крикливо, разгулялись. К ним явился Петр в сопровождении Толстого. Оба в масках. Петра на маскарадах узнавали сразу по росту, по голосу, по властным его манерам. Обращались согласно правилам, как со всеми, — «маска». Петр обошел стол, чокался, отпускал любезности. С масками кокетничали напропалую. Ему тоже интересно было отгадывать, кто под маской. Княжну Кантемир он узнал — стройная худышка с тонкой талией, груди выставлены, как кулачки, она к тому же была в костюме юнги — матросская куртка, берет. Глаза в прорезях маски обрадованно блеснули. Петр что-то сказал Толстому, и тот по-итальянски обратился к княжне. Они заговорили на этом чужом языке к обиде окружающих. Петр слушал с удовольствием. Проверял ли он Марию или Толстого, может, обоих. Под конец обнял Марию, что-то сказал ей на ухо, так что шея у нее покраснела. Женщины бесцеремонно допытывались, что сказал, она уверяла, что всего лишь комплимент.

Петр Андреевич Толстой считался другом семьи Кантемиров. Он предупредил князя Дмитрия, что царю, судя по всему, приглянулась «ягодка». Кто-кто, а Мария, мол, имеет право на царскую любовь.

В Петербурге царь участил визиты в дом Кантемиров, ужинал у них то с Апраксиным и Меншиковым, то с французским посланником. Деловых поводов находилось много. Справлялся о княжне. Отец приглашал ее присутствовать за столом. Это нравилось Петру. Однажды, обнаружив познания княжны в греческой мифологии, попросил рассказать про сочинения Геродота и про Афину Палладу. Князь старался оставлять их вдвоем.

В другом доме Петр не искал бы повода. Кантемиров же дом был особый. Да и Мария держалась пугливо. Дмитрий Кантемир, господарь Молдавии, открыто принял сторону России, когда Петр объявил войну Турции. Потомок византийских императоров, все военные годы он хранил верность Петру. Его ценили как знатока Турции и турецкой политики, Петр сделал его сенатором. Автор «Истории Османского государства», Дмитрий Кантемир был серьезным ученым, писателем, сумел дать блестящее образование своим детям. Что мешало ему, так это тщеславие. Он считал, что заслуживает большего, чем быть советником царя. Проверив интерес царя к Марии, он решил во что бы то ни стало использовать счастливый шанс. Союзником привлек Петра Толстого, человека близкого, хорошо изучившего придворные нравы.

Из своих детей Кантемир более всего ценил младшего сына Антиоха, прочил ему блестящее будущее, но до этого будущего было далеко. Марию же после смерти своей первой жены и старшей дочери приблизил к себе, теперь на нее одну легла забота о братьях, на молодую мачеху надежды не было. Поначалу Кантемир удивился, что царь обратил внимание на Марию. Для Толстого же ничего удивительно в этом не было. Среди придворных дам она отличалась образованностью и европейским воспитанием, был в ней еще свежий, молодой невинный ум, никак не порченный придворными интригами. Толстой предупреждал князя, что, если Петр захочет, он, конечно, девушку употребит не задумываясь. Звание и положение Дмитрия Кантемира его не остановит. Кантемир не верил. До сих пор царь чтил его, выказывал ему достаточно уважения. Но что если у Петра серьезные намерения? Или же дочь окажется очередной царской прихотью?

На это Петр Андреевич хитро щурился — как повернется, да еще какова она окажется в постели. Не стеснялся, грубость коробила князя, русский двор не умел блюсти этикет. Внимание государя лестно, да отдавать дочь единственную для забавы не годится. Другой бы обрадовался, сказал Толстой, многие ищут, как бы привлечь внимание царя, готовы и жену, и дочь подложить. Но Дмитрий Кантемир горделиво напомнил, что, слава богу, его род подревнее Романовых и окольничих Толстых. В тот раз они чуть не разругались, несмотря на дружбу с турецких времен, когда оба жили в Константинополе. Кантемир многое мог бы предъявить Петру Андреевичу, да всерьез ссориться было невыгодно. В конце концов, Толстой единственный при дворе приятель, с ним можно посоветоваться, к тому же и человек он европейский.