Вечеринка

Четверговое древо навылет,
все всем явлены, как на духу.
Тополя беззащитные пилят,
дабы не было рыло в пуху.
Вырубай этот сад Гефсиманский,
кущи Спящей Красавицы рушь,
пильщик нанятый, внук окаянский
палача очарованных душ.

Исполин, беспорядка виновник,
старый тополь, кричит тебе: «Сгинь!» —
ненавидящий зелень чиновник,
серый выжлок из лунных пустынь.
Отворует свое, отвараввит,
властелин тополиных колец,
волку зубы железные вставит
пролетарий из сказки, кузнец.

По дворищам корчуют сирени,
травобойное ржет ремесло.
На колени, сады, на колени!
Чевенгурское солнце взошло.
Что нам сад? что нам рай? что нам пашня?
что мечтательный зодчий вчерашний?
Говорят от шестого лица
дурака вавилонская башня
да асфальтовый плац подлеца.

Что розарий? дендрарий? ракитник?
сантименты уйми, старый битник;
для царящего ныне кубла
восстает недоскреба термитник
над навозною кучей стекла.
Пусть дождей озорная бригада
новодельный тупик окропит,
где рыдает нагая дриада
или голая шлюха храпит.

3. «Прожектор, прочерк, фейерверк…»

* * *

Прожектор, прочерк, фейерверк,
а там, глядишь, и свет померк,
прошла любви страда.
Ах, после дождичка в четверг,
и больше никогда.

Я помню дождь в четвертый день
светлейшей из седмиц,
Юпитер, грозовая тень,
смеялся, отряхнув сирень
на пятна наших лиц.

Прогулка, — право, ерунда, —
в июне? в сентябре?
в четверг — и больше никогда —
под небом в серебре.

4. «В четверг начнут улетать зимние птицы…»

* * *

В четверг
начнут улетать зимние птицы,
в покинутых гнездах зимы
спрячут
невидимые деньги;
бойся
их незримого клада.

Старухи
станут жечь в полуночных печках
четверговую соль
от тысячи хворей.
Ворон
искупает воронят в полночь
в проруби тихой
и прочь отпустит:
летите.

А мы
не пойдем купаться
в ночной речке.
Мы живем на краю земли,
в Ultima Туле,
нам судьба
пировать
на перепутье.

Уборка

Подсказали небось — вот и внемлю
Деймос, Фобос
протереть твои пыльные земли,
старый глобус.
Тряпка ветхая с утлою пылью
вечно дружит;
может быть, не собачиться с былью
удосужит.
Под рукою у домохозяйки
океаны.
А две кошки гуляют, всезнайки,
в ботанических кущах лужайки
подоконной Гондваны.
Я сегодня при деле, камены,
и из пыли встают, как из пены,
для состарившейся Сандрильоны
палестины мои, ойкумены,
вавилоны.

«Так разноцветны и легки…»

* * *

Так разноцветны и легки,
все ла-лу-ли
отлепетали лепестки,
опали, опалью легли.
Не говори мне ничего,
луг дальних лет во цвете лет,
цветного шума твоего
давным-давно на свете нет.
Всё льну, едва почую тьму
высокомерной красоты:
не научили ничему
меня кротчайшие цветы.

«На лунную дорожку, пометку глубины…»

* * *