Вечеринка а-ля 90-е

– Бойз! – восторженно кричит она. – Мальчики, это же Бойз! – Она восхищённо растягивает в руках серый свитер, с вышитыми зелёными буквами, словно рассматривает модное расшитое стразами платье от «Дольче Габана».

– Одевай Светик! – всё чистое и постирано специально перед нашей вечеринкой.

– Откуда ты всё это берёшь? – удивляюсь я, ковыряясь в спортивных костюмах, кожаных кепках и барсетках. – Ты чё, музей, а ля девяностые открыл?

– Это всё с одного места, не догадываешься откуда?

Я не отвечаю на вопрос Буратины, потому что всё моё внимание занимает одна, лежащая в сторонке вещь. Я осторожно протягиваю руку. Неужели, это то, что я думаю?

– Это же…откуда? – Я держу в руках длинный зелёный плащ.

Этот мешковатый, страшный, цвета лежалого солёного огурца плащ носил Муха. Первый раз он появился в нём когда наступили осенние холода и ходить в одном школьном с оборванными рукавами пиджаке не представлялось возможным. Мы всей конторой ржали над очередным модным прикидом Мухи.

– Муха, ты зачем бабушку ограбил? Верни ей пальтишко! – взахлёб хохотал я, глядя на несуразно висящий на друге, балахон.

– В таком плаще только детишек в сквере пугать. Муха он у тебя на голое тело одет? – поддерживал мой стёб Буратина.

– Идите вы…– обиделся Муха. – Это отцовский плащ. Не понимаю я ваши моды-шмоды, мне лишь бы тепло было.

Эх Муха Муха. Мы никогда не могли его понять. Он не считал нужным тратиться на одежду, и ему было абсолютно наплевать на свой внешний вид. Все появляющиеся свободные деньги Муха проигрывал в карты, и если бы мы выдали ему всю долю тогда, то он бы спустил её за пару недель. Этого мы и опасались, и образовавшийся общак, по большей степени, был заслугой Мухи. Мы боялись, что он начнёт светить деньгами и наведёт на нас подозрения, поэтому и приняли решение держать все деньги в общей кассе и выдавать их малыми частями. Это было после того, как мы сорвали большой куш.

– Откуда он у тебя? – спрашиваю я, теребя в руках грубую плащёвку.

– Ты меня не слышишь? Говорю же, всё с одного места. Сам не догадываешься? – улыбается Буратина.

– Неа!

– Всё оттуда же, с дачи Ёжика.

Дача Ёжика! Это последнее место, где мы собрались всей конторой. Ёжик – двоюродный брат Буратины, иногда предоставлял нам своё загородное поместье для пьянок. Делал он это не безвозмездно, и мы щедро оплачивали неудобства связанные с уборкой остающегося после нас мусора в виде, презервативов, пустых бутылок, а иногда (что тут скрывать) блевотины. Этот день – мы словно знали, что он будет последним. Мы надрались так, что нас выстрелило с дачи словно из пушки, разметав по городу. Контора мелкими группами разлетелась по разным злачным местам, искать приключений на пятые точки. Буратина, Геракл и Поночка помчались в танцзал в поисках новых подружек. Мы со Светкой поначалу умотали в городской сад, где безуспешно пытались найти укромное местечко для поцелуев. Мы уже оба были к этому готовы, но этот сладкий момент всё оттягивался. Несмотря на лёгкий морозец, в парке было полно народу, а целоваться на людях было ещё не принято, тем более намечался только наш первый поцелуй. Мы посидели в полной народа кофейне, безуспешно попытались купить билет в кино, но в зале оставались свободными только передние ряды. Идти в подъезд и целоваться как школьники? Не-ет тогда мы считали себя, серьёзными людьми – гангстерами. Не пристало Бонни целоваться с Клайдом в зассаном подъезде. В итоге безуспешных скитаний мы решили тоже пойти в танцзал.

Уксус и Муха уехали с дачи первыми. Им было мало алкогольных возлияний и они решили усугубить своё состояние анашой, для этого поехали к барыге в цыганский район под названием Нахаловка.

– Почти каждый из нас тогда что-то оставил там на даче, – говорит Буратина. – Геракл оставил свою гитару, Уксус свою Аляску, а Муха – плащ. Наверное, они забыли, что лето давно уже закончилось, и наступила осень.

Точно, именно в тот день и закончилось наше лето. Мы все что-то оставили на даче у Ёжика. Большинство из нас оставило там бесшабашную юность, потому что на следующий день нам предстояло вступить во взрослую жизнь. Всем кроме Мухи.

Мне нужно сделать всего один шаг, чтобы выйти из-за бетонной колонны. Шагнуть, значит явить себя на свет, значит – обратного пути уже не будет. Это всё равно, что сделать шаг с крыши, или прыгнуть с самолёта без парашюта. Мне страшно, но я должен это сделать. Сделать шаг и крикнуть мужикам, что этот парень наш друг, и лучше бы им его отпустить. Я хочу шагнуть, но чувствую, что мне не даёт это сделать огромная пятерня Буратины, которая ложится мне на грудь. Эта пятерня, словно спрут, удерживающий меня своими огромными сильными щупальцами. Спрут заставляет меня оставаться на месте, а мне только и нужно было дождаться этого удерживающего жеста, чтобы остаться стоять. Теперь уже навсегда.

– Мужики, да я вам отвечаю, что один пришёл! Я тут с подружкой должен был встретиться а её всё нету. – слышу я голос Мухи.