– Лекарь пришёл. – Собеседник сплюнул: – Впустую.
– Почему впустую?
– Целитель нужен, маг.
– Так позовите!
– Не придёт он, денег у каменщика нет. Магия – она денег стоит.
– Что ж делать-то?
– Гроб заказывать.
В тот же миг переулок огласился громким криком – прибежала жена каменщика, совсем молодая светловолосая женщина с младенцем.
– Муженёк любезный, соколик мой ненаглядный, не оставляй нас! Как же мы без тебя? Дети малые…
От её причитаний разрывалось сердце.
– Ничем не могу помочь, – лекарь протёр полой круглые очки, водрузил обратно на хрящеватый нос и ушёл.
Толпа начала разбредаться.
– Надо отвезти его домой, – сказал кто-то.
Каменщик не приходил в сознание. Его сгрузили на телегу, за которой шла безутешная почти вдова и ещё пара человек.
– Сударыня, – я тронула за плечо плачущую женщину. – У пророчицы Люсинды есть волшебное зелье, она добрая девушка, я уговорю её поделиться с вами.
Несчастная подняла на меня полубезумный взгляд.
Я вошла первая и шепнула ошарашенной пророчице:
– Тихо, я тебе после объясню.
Следом втащили каменщика и уложили на пол.
– Выйдите все, и жена тоже. Постойте на улице.
Задёрнула окна.
– Что ты хочешь делать? – испугалась Люсинда.
– Прошу, молчи. Дай чистый нож, а лучше прокали его на огне. И приготовь бинт.
Надрезала ладонь и едва не заорала: больно было неимоверно! Разжала умирающему рот.
Люсинда побелела от ужаса.
Через несколько секунд каменщик с хрипом вдохнул, но в себя не пришёл. И снова затих.
– Он умер? – Пророчицу трясло.
Я приложила пальцы к сонной артерии.
– Живой. Дай чем-нибудь рану замотать.
Потом жена спасённого стояла на коленях перед пророчицей и рыдала.
– Ведьме ничего не говори, – предупредила я Люсинду. – А то оборётся.
– Симона, объясни, что это было?
Пришлось объяснить.
– Ой-ой-ой, – заныла она, – как мне это не нравится. Предчувствие такое… Давай кости кину.
Она кидала кости и охала.
– Не томи, подруга.
– Кости предрекают испытания и опасности. Я боюсь за тебя! – Она чуть не плакала.
– Нашла чего бояться! Мне без опасностей кусок в горло не лезет, а без испытаний я спать не могу. Заканчивай хныкать. Всё, пора. Завтра зайду.
По возвращении к ведьме я прятала руку в кармане. Та глянула сурово, но промолчала.
Через три дня прилетел почтовый голубь с приглашением посетить посольство для получения въездных документов. В Ордэсе новоиспеченного «мага-растениевода» ждало собеседование, обещавшее быть «серьёзным».
Я пошла попрощаться с пророчицей. Она встретила меня опухшим от слёз лицом.
– Ты кого-то хоронишь, что ли?
– Нет, нет! – Она начала вытирать слёзы, щёки покраснели ещё больше. – Но мне страшно. Я на картах разложила: выпала решётка, разбитое зеркало, король и бутылка вина… Вроде как – король пьяный. Который в прошлый раз, но пьяный. А вот вместе – не знаю… – Она залилась слезами.
– В твоём раскладе самое неприятное – решётка. Зеркало и пьяного короля я как-нибудь переживу. И решётка – это же не всегда плохо. Бывает, к примеру, вентиляционная решётка.
Люсинда округлила глаза.
– Ветряная?
Переводчик старался как мог.
– Например. Ещё… Э-э… – Я вспомнила решётку радиатора, но не рискнула. – Решётка под матрац. – Пророчица нахмурилась. – Да много всяких неопасных решёток.
Мы обнялись.
– Я буду ждать тебя. – Она шмыгнула носом. – И молиться Небесной Матери.
– Спасибо, это не помешает.
– Смотри, не спались! – сказала ведьма в день моего отъезда, рассматривая существенно уменьшившиеся усы перед зеркалом.
– Почему ты их не выдернешь?
– Тебя спросить забыла. Я – ведьма. Не в курсе?
– Как будто без усов непонятно…
Она недовольно оглядела своё отражение и отправилась в кладовку.
– Держи, – протянула шарик из зелёного камня, размером с горошину, на цепочке. – Главное – не снимай. И рядом с тобой розы вырастут на табуретках. На погоду тоже действует: дождик, ветерка добавить, град прекратить. Или наслать. Ещё вот, – в её руке был флакон, полный лепестков герберы. – Если поранишься или оцарапаешься. Но не смей резать себя. Поймают – мало не покажется.
– Я не…
Она не дала договорить.
– Зачем каменщика к Люсинде поволокла? А? И словом не обмолвилась! Думала скрыть от меня? Балда!
– Слушай, ну четверо детей бы сиротами остались. И жена у него такая милая, искренняя. Я капнула-то три капли.
– Порвут тебя. Понимаешь? На лоскуты. Это если толпа. А если кто один прознает, на цепь посадит. И будет отливать понемножку, пока не загнёшься. Как тебе перспективка?
– Ну, ладно ругаться!
– Ой, дурында! В твоём мире так принято, что ли, – резаться?..
– Нет. У нас тех, кто режется, считают самоубийцами и кладут в психушки, то есть в психиатрические лечебницы. И лечат.
– Чем?
– Лекарствами разными.
– Помогает?
Я пожала плечами.
Мы присели выпить чаю на дорожку. Меня слегка колотило.
– Робеешь? – она хмыкнула. – Правильно делаешь. Король у них – злющий, ну чисто чёрт. Жуть. Аж завидно. Откуда в людях такая злость берётся? Ума не приложу.
– А разве злым быть – хорошо? Это же совсем невесело.