Вечерний свет

— Ну да, да, во вчерашннх. Вы ведь «Известия» выписываете?

— «Известия», — ответил Евлампьев, удивляясь, откуда Слуцкер знает это, и вспомнил: было дело, жаловался как-то в одном, на бегу, разговоре, что испортилась газета, совсем нечего стало читать, гляди-ка, осело в нем.

— Ну, я уже чувствую, что не читали.В голосе у Слуцкера прозвучала досадливая виноватость. — Веревкина с Клибманом статья там. Небольшая статья, но такая, знаете… с постановкой вопроса. О роли науки в современном производстве. И в качестве примера прнводят исторню с заменой шагающих балок на ролики. Примера благотворного сотрудничества наукн н производства.

— Вот ка-ак?! — протянул Евлампьев. О чем угодно он был готов услышать от Слуцкера, но только не о подобном. — О том, что сама установка, вместе с балкамн. тоже в союзе ученых с производством роднлась, об этом они не говорят?

— Нет, не говорят.

— Естественно…— Евлампьев поглядел на кухню — вчерашние «Известия», положенные утром Машей на подоконник, так и не прочитанные, по-прежнему лежали там. — Наживают себе капитал всеми возможными способами…

— А может быть, верят? Я, честно говоря, — в голосе у Слуцкера снова прозвучала эта досадливая внноватость, — честно говоря, я думал, что вы прочитали, Емельян Аристархович. А знал бы, что не прочитали, не стал бы вас расстраивать лишний раз…

Евлампьев — невидимо для него — махнул рукой:

— Да что, Юрий Соломонович… лишний или нелишний… А в смысле веры… твердить, знаете, на черное: белое, белое, белое — и поверишь.

— Слуцкер? — спросила шепотом стоявшая уже некоторое время рядом Маша.

Евлампьев кивнул.

— Спроси его про мумиё, спроси, — так же шепотом, с убеждающей интонацией проговорила она.

Евлампьев, помедлив мгновение, снова кивнул — соглашаясь.

Слуцкер позвонил сам, они уже разговаривали, в значит, не нужно было перешагивать через неловкость в себе, переламывать ее, одолевать самое трудное, мучительное — завязку разговора.

— Я, Емельян Аристархович, что позвонил, — сказал Слуцкер. — Это ведь те самые Веревкин с Клибманом, о которых вы говорили?

— Они.

— Ну понятно. Я вот это хотел для себя уточнить. Чтобы быть уверенным.

— Они, они,— повторил Евлампьев. И разговор замер, споткнулся, наступило молчание, когда все, что нужно, сказано, но сказано так скоро, что становится не по себе от этой короткости, пытаешься придумать, как продлить разговор, и ничего не можешь придумать.

— Спроси про мумиё, спроси,подтолкнула Маша, ожидающе глядя на него.

Евлампьев решился.

— А-а! — протянул Слуцкер. — Мумиё! Да, Емельян Аристархович, это сложно. Это я вам точно говорю, за достоверность ручаюсь — у меня жена два года назад руку ломала, сложный перелом был, мы искали…

— Ну да, ну да, — понимающе поддакнул Евлампьев. И подумал, что в голосе его невольно прозвучало, наверное, разочарование. — Я, собственно, так и думал, просто, знаете, вдруг…

— Нам тогда ее сестра достала, — перебил его Слуцкер. — У кого-то там был какой-то остаток — и вот она принесла его. И от этого остатка остался еще остаток, мало, правда, очень… Подождите-ка! — перебил он теперь сам себя. — Емельян Аристархович! — через паузу сказал он наконец в трубку. — Извините меня, я тут хотел сразу всю полноту картины себе представить. К сожалению, там, где брали мумиё, оно было абсолютно случайно. Я думал, может быть, попросить оттуда, а то у нас очень уж мало… миллиграммы какие-то. Но, может быть, лучше столько, чем ничего?

Сердце у Евлампьева скакнуло вверх и гулко бухнулось, заторкалось горячими толчками в ребра.

— Ну что вы, Юрий Соломонович, что вы, конечно!

Маша глядела на него все с тем же выраженнем нетерпеливого ожидания в глазах, пытаясь понять по его лицу, о чем там говорит Слуцкер.

Евлампьев заикнулся было о деньгах, но Слуцкер не дал ему даже закончить фразы: «Это за миллиграммы-то?». Они договорились, что завтра Евлампьев прямо с утра подойдет к нему в бюро, и попрощалнсь.

— Что, есть? — блестя глазами, нетерпеливо спросила Маша, не успел Евлампьев положить трубку.

— Есть, — не в силах превозмочь счастливой улыбки, отозвался он. Правда, Слуцкер говорит, немного совсем, миллиграммы какие-то..

— Ой, да ну хоть сколько для начала! Для начала-то!.. А что там в «Известиях», — спросила она затем, — что он звонил?

— Да-а…— Евлампьев махнул рукой. Он посмотрел на подоконник, прошел на кухню, взял газету и развернул. — Статья Веревкина с Клибманом… ну тех, я тебе говорнл.

Статья стояла на второй странице и называлась «Рука об руку». Ах, сукины дети!..

— Ну и что они? — спросила Маша.

— А, не буду я читать! — резко, с шелестом сворачивая газету и бросая ее на стол, сказал Евлампьев.Пошли они к черту!.. Что они? То же все — что! — Он помолчал, стоя над столом и барабаня по нему пальцами, вздохнул и повернулся к Маше лицом: — Одного я никогда, всю жизнь понять не мог и сейчас не могу; как подлец, зная, что он подлец, живет? Да ведь сквозь землю провалиться должен! Нет, не проваливается.

— Мумиё достали,— сказала Маша.

— Что? — не понял он.