Вечерник

* * *

С помощницей свечой разжечь пора мне печи.
Тепло невыносимо. Тени от предметов греют.
Шерсть вздыбится до дна, растают плечи.
На шторе перья в сладком мраке млеют, блеют.

Я в комнате за желтой шторой умираю.

В глаза ломится свет, а я совсем нагой.
Я руки уронил, теперь их поднимаю.
Когда бы были, подхватил рукой или ногой.

Но что за диво, если я исчезну вновь.

Что не поднял, пусть кот и мышь съедают.
Над головою крутят мухи, сострадают.
Так надоела изо рта сплошная вонь.

Я лица погружу в кипящую золу под вечер,

Налью гостям настоянный на серебре янтарь.
Ребенок будет прыгать вам навстречу.
Ещё живой я подымусь, склонюсь, как встарь.

Потеря глаза, какая малость, я тени потерял.

Скелет не помещался в теле, волнуясь, плачет.
Я крылья начал раздавать, сам себе отдал.
Жалеть не стали, плюнули под ноги плоти.

1981, 2005

* * *

Две женщины ко мне в ночи пришли,
две женщины.

Поляна мне представилась в ночи,

укрытая золой ночного света,
и две фигуры в голубом стояли на краю поляны,
из глаз торчали сломанные стрелы.

У ног моих лежала странная природа.

За гранью леса и земли
я жду, когда меня убить придут.

1981, 2005

* * *

И нежной кожи купола,
и нежный колокол лица,
слеза замерзшая листа —
над ними облака.

Глаза-слоны, как белые цветы,

роняют слезы-лепестки,
и падают они и капают.
Гниют в земле печальные листки.

Тая слепые лики, оба пели —

немые, ломаные люди.
Летая в небе, они хотели
понять линию лица и лепестка.

И холодно вспомни о колыбели —

огромную грудь, белое тело,
детство свое в колыбели.
Звезды пылают надменно и бело.

1983, 2005

* * *

И ты горела болью или страхом,
я целовал сухие губы для…
Я умолял, просил: Не надо прахом,
не надо, город, обсыпать её.

Зима – потеха для природы. Только

погоди… наш телефон… и я хочу
лечить твои сухие губы. Стонешь?
Давай сейчас… Завтра позвони. Молчу.

Смотри, у дома лес деревья кинул,

но нежный дом чужой, не наш. Не здесь
глаза больные эти дышат. Минул
голос памяти, остались шум и месть.

1983

Томление

Змея у женщины в спине,
тень дерева провисла в небе,
иглой лица пробью окно,
а в комнате возникнет лебедь.

Я слышу запах нежный плеч

и вижу брови черные и бабьи,
и плечи бледные, их нежный цвет,
и зад, как розовые губы рыбьи.

Живот горячий и простой,

рука упрятана в подсвечник,
глаза холодные дугой,
лицо, упрятанное в вечность.

В перчатке рука оголенная вяла.

Лежала.
По рыбьи работали пальцы.
Вяло.

1982, 2005

* * *