Вечная мерзлота

Так быстро закончилось короткое счастье Белова с Николь. Его не уволили. Утром он уходил «по делам», только бы не видеть ее тревожных взглядов, и целый день болтался где-нибудь. Через два дня состоялось комсомольское собрание, на другой день собрали партколлектив Управления. Все всё понимали, но говорили то, что от них требовалось. Белов хмуро слушал, опустив голову, и думал: кому все это надо? Кто это придумал? Его возражений, что он любит, что у него ребенок, не слышали. Скворцов гневно жалел беременную жену, порицал – так и сказал! – разрушителя семьи. Казалось, он действительно верит в то, что произносит его бессовестный рот. Сан Саныч знал всех в этой партячейке. В пароходстве все друг про друга всё знают – кто и сколько раз был женат, даже кто с кем гуляет. Были среди партийных и серьезные капитаны. Эти сидели, помалкивая. Курили и смотрели в окно, но голосовали, как и все, не глядя на Сан Саныча, нехотя поднимали руки. Никто не воздержался. Белов перестал сопротивляться. Только на своем стоял твердо – уволюсь! На пароход больше не выйду!

Его укоряли, стыдили, что государство тратило на его обучение силы и средства, что он орденоносец – значит, государство доверяет ему! На последнем партсобрании Белов не выдержал, разорался нервно и зло, что он с тринадцати лет честно пашет на это государство, так пусть оно разрешит ему любить того, кого он любит! Пятнами пошел красными, но ему только воды дали попить, будто ничего и не говорил.

Прошло две недели, за это время провели одно комсомольское и два партийных собрания. Потом его дело передали в Игарскую парторганизацию. В райком. Он должен был ехать. Без решения райкома его не могли уволить.

Сан Саныч боялся уезжать от Николь, вернувшись, он мог не найти жену и дочь. Сердце останавливалось, когда думал об этом, он был на пределе сил. Однажды вечером они сидели в темноте и молчали. Она достала из шкатулки и подала сложенный тетрадный листок.

– Что это? – напрягся Сан Саныч.

– Тут адреса двух моих приятельниц, если вдруг нас разлучат, через них мы сможем найти друг друга. Мария Егель – жена бригадира в Дорофеевске, хорошая женщина, обязательно ответит, а это Аля Сухова – санитарка, она здешняя, ты ее знаешь.

Белов молчал. Листок в руке чуть подрагивал.

– Я на всякий случай, я не отчаиваюсь, – заговорила Николь быстрым шепотом, – мы сейчас вместе, нас не трогают и слава богу, будем так жить. Я скоро смогу выйти на работу в больницу, главврач сказал, мое место за мной держат…

– Ты думаешь… ты чувствуешь что-то плохое?

– Я? Нет! Не плохое… но я все время чувствовала… как только в тебя влюбилась, мне тогда еще страшно стало. Думаешь, это мой ангел-хранитель? – она помолчала, рассматривая его. – Но видишь, почти два года прошло, а мы всё вместе! Может, тебе все-таки в Красноярск поехать?

– Да-да… – Сан Саныч думал о чем-то своем.

– Эти адреса перепиши в записную книжку… и еще куда-нибудь, – Николь пыталась улыбаться, прижималась к его руке.

Свет луны слабо пробивался к ним сквозь мутное плексигласовое оконце. Даже в полутьме палатки Сан Саныч чувствовал болезненность ее улыбки. Никогда раньше Николь не выглядела так жалко, и в этом был виноват он. А он ничего не мог сделать. Если бы ему дали много тяжелой работы, он бы засучил рукава и работал бы день и ночь, сказали бы переплыть вот прямо сейчас Енисей, он бы прыгнул и поплыл, он мог бы и утонуть, но все это были понятные задачи. То, что происходило с ним, не укладывалось в голове. Это было против правды, против здравого смысла, против их честной жизни и любви.

– В крайнем случае… – она задумалась и замолчала. – Нет, этого тебе нельзя…

– Все равно скажи!

– Я подумала… если ты меня не сможешь найти…

– Почему не смогу, что ты все время…

– Подожди, я знаю слишком много случаев, чтобы об этом не думать. Очень много семей – нормальных, русских, женатых давно и законно – они ничего не знают о своих мужьях и детях! Почему ты думаешь, что мы другие? Меня могут отправить отсюда в любой момент, я разговаривала… странно, что еще не отправили.

– С кем разговаривала?

– С женой коменданта…

– Зачем?!

– Она хорошая женщина, бывшая ссыльная. Она спросила у мужа, он, кстати, тоже нормальный, добрый мужик – он сказал, что связи с ссыльными не приветствуются. Он думает, ты слишком на виду в пароходстве… поэтому все так.

– Ты сказала, если нас разлучат… в крайнем случае? – нервно напомнил Сан Саныч.

– Я думала обратиться во французское посольство, но это очень опасно. Нет, этого нельзя! Меня просто отправят на Колыму! Ответят посольству, что нет никакой Николь Вернье! – Она вздохнула судорожно и замолчала. Потерлась щекой о плечо Сан Саныча. – У меня во Франции есть родственники, но они, скорее всего, думают, что я погибла. Столько лет от меня ничего нет…