Вечная мерзлота

Белов молчал. Никакое французское посольство не могло их защитить. Он был ей никто. Ни ей, ни Клер, которая спала рядом в кроватке. Их Катька, плод их любви, его дочь… ее нигде не признавали его дочерью, в голову лезли все эти нелепые, выматывающие комсомольские и партсобрания. Люди радовались тому, что портят мне жизнь, они ненавидят нашу любовь. Почему?!

– Саша! – Николь теребила его за плечо. – Ты о чем задумался?

– Я? – Сан Саныч нервно обнял ее, притянул к себе. Еще сильнее прижал.

– Мне больно, ты сильный!

– Я не сильный, Николь… я очень устал. Вчера стоял над Енисеем… я так устал…

Сан Саныч замолчал, он давно хотел рассказать Николь все, что было в Игарке, про его дела с Квасовым… Не решался. И это тоже висело тяжелым камнем. Душа двоилась, он не мог быть стукачом, и тут же понимал, что, пойди он к Квасову, тот легко мог остановить все их муки. Скворцов несколько раз прямо на это намекал.

– Не вини себя… – прижалась к нему Николь, – я иногда огромное счастье испытываю, просто от того, что ты есть, что у нас есть наша дочь. Я никогда не откажусь от того, что между нами было. Это же было счастье! Любовь! И сейчас есть! У многих ничего такого никогда не было! Правда?! Нас не арестовывают, значит могут оставить в покое! Может, наша любовь нас защищает! Ну?! На что еще могут надеяться люди? – она улыбнулась и почти весело потормошила его.

– Ты правда меня так любишь? – Сан Саныч говорил тихо. Не поворачивал головы.

– Эй! Что такое? Скажи мне! Ты же мой муж! Я из твоего ребра!

– Это я во всем виноват! Я думал, что живу честно, да не так все!

– Ну что ты?! Ты не просто честный, ты страшно наивный… ты иногда просто дурак! Если бы я тебя не любила…

– Подожди! Я сейчас скажу… – он помолчал, отнял у нее руку. Повернул тяжелую голову. – Я согласился быть стукачом у Квасова!

– Кем? – не поняла или не поверила Николь.

– Я подписал бумаги, что согласен сотрудничать с органами!

Николь молчала.

– Я ничего не делал… никого не заложил! Только подписал, Квасов обещал помочь с разводом и с тобой. Он многое может, и сейчас тоже… Но потом я отказался. Сказал, не буду стучать. Он угрожал, уговаривал… Короче, это он все устроил, все эти партсобрания… «приветы» мне передает.

Сан Саныч сдавил челюсти и повернулся на молчавшую Николь, хотел найти ее руку, но не стал. Замер, ожидая ее слов, но Николь молчала.

– Это долго надо рассказывать, я сам не знаю, как получилось, думал, он нам поможет. Он говорил, если я не захочу, могу не стучать… Ну, хватит об этом, – оборвал он сам себя.

Николь взяла его за руку. Гладила ее и молчала.

– Я могу позвонить Квасову… ты понимаешь это?

– И что ты должен будешь делать?

Сан Саныч пожал плечами. Нервно сдавил ее руку.

– Хорошо бы, конечно, чтобы нас оставили в покое… Но не могу себе представить, чтобы ты… нет… ты же нечаянно это сделал?

– Черт его знает, как все вышло, ты тогда была беременная. Мы с ним коньяк пили… Потом представил себе, что на кого-то пишу. Помнишь эту сволочь Турайкина – подумал, что этого подлеца можно посадить! А на другой день так погано стало!

– Фу-у-у! Я не стала бы жить с таким человеком! Что ты?! – она хмыкнула зло и весело. – Молодец, что… молодец! Я еще больше тебя люблю! Что же делать, такие мы… такая судьба! Катя будет очень хорошим человеком!

– Почему?

– У нее такой отец!

– Какой? – не понял Сан Саныч.

– Красивый, честный и сильный!

– Что ты говоришь… – нервно стиснул зубы Сан Саныч.

– Я серьезно! В России талантливым и честным людям очень трудно жить! Их обязательно найдут… за ними охотятся!

Она замолчала. Сидели, прижавшись друг к другу, слушали ночную жизнь барака. Где-то в дальнем углу тоже негромко разговаривали. Какая-то бабушка непонятным старинным напевом, а может, и не по-русски, баюкала ребенка.

49

Двадцать первого сентября 1951 года Горчакова Ася, Горчаков Николай и Горчаков Сева сидели в общем вагоне поезда Москва – Хабаровск. Сева, по возрасту, ехал без билета. Контролеры в поезде принимали его за восьмилетнего, и Асе приходилось показывать метрику.

В их купе разместилось две семьи, считая Горчаковых, и одна молодая пара. Безбилетный Сева спал с Асей на нижней полке, на которой обязательно кто-нибудь еще сидел. Было тесно, накурено, за столиком постоянно кто-то ел, пили чай, гасили сигареты в банке из-под килек. В соседнем купе ехали завербованные на далекую Уральскую стройку, выпивать они начали еще на вокзале в Москве, не успел тронуться поезд, а они уже радостно орали, а вскоре достали гитару. Это были в основном молодые парни, они заходили в гости, угощали детей баранками, а мужиков водкой и рассказывали о жизни, о суровом труде в суровых краях.

Так и ехали, ели, спали, глядели в окно, читать книжки не получалось. На вторые сутки у Горчаковых украли один из трех чемоданов. Ночью была большая станция, люди входили, выходили, носили вещи, кричали через весь вагон, лупили орущих детей. Ася не спала и про чемоданы помнила, а утром Коля обнаружил пропажу. В чемодане было постельное белье и летние вещи.