Вечная мерзлота

– У меня бензина нет… – не уступал Валентин.

– На веслах пойдешь! – старлей отвернулся и зашагал по пустой палубе к домику охраны.

Двое, солдат и ефрейтор, с автоматами в руках уже попрыгали в лодку. Валентин посидел еще, что-то соображая, и отчалил.

– Куда плыть?

– Туда давай! – показал ефрейтор, испуганно озираясь на лейтенанта.

– Кого ищете? – уже спокойнее спросил Валентин, доставая папиросы.

Бойцы помалкивали.

– Много сбежало? Чего молчите?

– Ты, дяденька, закурить-то бы дал, – неожиданно попросил Валентина рядовой.

Валентин достал из пачки пару папирос. Лет двадцать было мальчишке, лицо деревенское, с глуповатыми светлыми усиками. Окал так, что не разобрать было. Солдатик прикурил, блаженно втягивая дым, передал спички товарищу.

– Один ночью за борт прыгнул, теперь вот не спим, не жрем… да и был бы бандит, а то малолетка дохлый, сразу и уходился, видать. В такой-то воде кто выживет? Тот берег весь прошли, а на этот ему и не попасть никак, течения вон куды! У тебя, дядя, хлебца-то нет с собой?

Еды у Романова не было.

– Ну, куда вам? Тут дальше острова песчаные…

– Вон к тем кустам, что ли? Или к лесу?! – всматривался в лес ефрейтор.

Баржа с заключенными ушла только после обеда. Никого не нашли. Старший лейтенант сам пришел на катере в протоку к Романову и обшарил все хозяйство. Валентин до самого вечера прибирался после обыска, злой уплыл на бакена, вернулся совсем уже ночью. Долго не мог уснуть, думал лежал… все больше об этом паскудном узкомордом лейтенанте. Взыщут с конвойного служаки за побег! Деревенский мужичок, ухватку-то видно! Чуть собак не перестрелял, так позавидовал на хозяйство. Валентин крякнул с досадой, что нельзя было старлея в Енисей с лестницы спустить… Он поднялся, нашарил в темноте курево и пошел на улицу.

Над рекой уже слегка светало, роса выпала, Валентин смахнул рукавом лавочку, уселся, не закуривая. Опять ему этот убежавший малолетка примерещился. Будто сидит сейчас где-то в кустах, может и рядом, а зайти боится. Анна вышла с платком на плечах:

– Ты чего, Валя?

– Отрежь-ка кусок хлеба, поеду поищу…

– Кого?

– Да пацана этого, они по тому берегу искали, а его должно было на острова вынести. Если не утоп, конечно. Поеду.

Валентин не стал заводить мотор, на веслах пошел по течению. Видно уже было неплохо. Он чалился, выходил на берег, искал следы. Ничего не было. Он спустился до поворота, до последних островов. Ничего. Следы чаек да медведик небольшой набродил ночью по песку. Дальше смотреть не имело смысла.

Солнце уже поднялось и заиграло на вершинах островных тальников, тени потянулись по песку и холодной воде, но выглянуло оно ненадолго – все небо было затянуто серым свинцом. Валентин неторопливо греб против течения, возвращаясь домой. Погода в это время всегда приходила с запада – темные дожди лили дни напролет, ночами шел мокрый снег и по утрам под ногами было серо и скользко. Работать можно было только под крышей. За этой, иногда и двухнедельной скукой, всегда как будто неожиданно, но уверенно приходил морозный север. За час разгоняло тучи, появлялось солнце, и все замерзало… часто и насовсем, до весны.

С концом навигации наступало его время. Он спокойно занимался хозяйством, раз в месяц возил Анну отметиться к коменданту в Ангутиху. Посторонние люди к ним на остров забредали редко. Комендант с председателем совхоза могли заскочить выпить на дармовщину. Этих приходилось терпеть. Валентин представлял себе белый заснеженный Енисей, охоту, Гнедка, все лето вольно пасшегося на островах.

Валентин подплывал уже к своему «шалашу», где последний раз тяжело разговаривали с Сан Санычем, и услышал кашель. Прислушался. Подумал на собак, но кашель был человечий. На его лежанке из лапника скорчился тщедушный мальчонка, босой и в одних драных кальсонах. Он лежал, уткнувшись себе в колени, с закрытыми глазами и слабо и глухо кашлял. Это был кашель помирающего, Валентин его хорошо помнил – доходяги так дохали. Бессильно и почти беззвучно. Если бы не свернул за сетями, с реки не услышал бы. Он взял беглеца за плечо, тот не реагировал, тело было не холодное, но странно теплое. Валентин приложил руку ко лбу – у парня была горячка.

Он легко поднял его на руки, баран весил больше, и пошел к лодке.

Анна застыла на мгновение, увидев их в дверях, в ее лице многое мелькнуло, Валентин и сам об этом думал, пока плыл, но тут же постелила старое одеяло на лавку и помогла уложить. Парнишка был без сознания, бритый, очень худой, с потрескавшимися губами, с шелушащейся кожей, грязными руками и ногами. Прямо заморыш. Анна стянула с него кальсоны, просмотрела их, и, нахмурившись на вшей, вынесла из избы. Валентин курил, глядя на костлявые руки и ноги, на торчащие ребра, думал о чем-то строго и сосредоточенно. Анна вернулась с дровами, свалила у плиты.

– Давай затоплю, – Валентин присел к печке. – Доходит, видно, даже глаза не открывает.

– Легкие застудил… – Анна пересматривала мешочки с травами.

– Мама, а кто это? – высунулись из-под одеяла сразу две детские мордочки.