Вечник. Исповедь на перевале духа

Потом мы скромненько трапезничали, а кто-то из братьев при лучине читал что-то из Святого Письма. И я не раз видел, как широкоплечий и бровастый Кирилл, расчувствовавшись, ронял от растроганности слезы умиления в миску. Брат Кирилл «лелеял молчание», жил в безмолвии. Да не только слезы капали в его снедь, Кирилл подливал к еде воду. Выбирал пальцами гущу, а жидкость выпивал из миски.

«Почему он так делает?» - осмелился спросить самого младшего среди монахов, брата Георгия.

«Дабы еда не была такой вкусной», - ответил он, стыдливо улыбнувшись.

«И босиком ходит по щепкам, ноги окровавливает», - добавил я.

«Брат Кирилл укрощает тело. Да что там какая-то заноза против гвоздей в теле нашого Спасителя...»

«А молчать он сколько будет? - не унимался я. - Долго?»

«Это как Господь укажет. Молчание - самая лучшая музика. Извини, брат, мне с тобой приязно беседовать, однако лучше перейти к молитве. Ибо кто ведает, будем ли мы пользоваться завтра сей роскошью».

После ужина некоторое время они отдыхали, а в полночь кто-то будил их всех на «правило» - молитвенные бдения. Чтобы не терять времени на хождение туда-сюда, я устроил себе рядом шалаш и слышал этот слаженный приникновенный гомон-пение:

«Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, Господи Иисусе Христе, сын Божий, помилуй нас».

Так начиналась самая сладкая и самая крепкая в мире молитва. Сам отец Паисий никогда и не ложился, спал сидя в углу, в одежде и сандалиях из автомобильного ската - как воин на страже, всегда готов, когда его позовут на сторожевую молитву Молитва была безустанным трудом их умов и сердец. Я заметил, что и в работе они шевелят губами, углубленные в молитвенный лад.

Вечером хромой брат Марко целовал топорище, сердечно присказывая: «Спасибо тебе, топорик, за то, что послужил мне днесь». Брат Георгий незаметно оставлял в моем шалаше то горсть орешков, то гроздь калины, то печеного рака. Плешивый, точно речной камень-голыш, отец Акакий сквозь толстые стекляшки очков улавливал каждое мое движение, чтобы вовремя подать инструмент, отогнать комара, подбодрить улыбкой. А Кирилл неуклюже простирал руки, чтобы помочь мне слезть со строительных подмостков...

Дети небес, они ходили по той же земле, что и я - лесной дикарь.

Как-то, поднимая на стену брус, я не рассчитал силенок, и дерево рухнуло мне на плечо, а затем на бедро. И я вместе с ним свалился в папороть. Меня положили на доску. Брат Кирилл осторожно ощупал телеса. Я закусил бороду, дабы не ойкать. Прислушиваясь к боли, сам себе поставил диагноз: плечо выскользнуло из сустава и рапухло, а ногу лишь придавило. Взглянул на пальцы Кириллових ног, темные и узловатые, словно виноградная лоза, и сказал:

«Лучше всего вывихи вправляют ногой».

Тот захлопал глазами испуганной сарны.

Я распростерся на доске и попросил:

«Приложите ногу к моему плечу, середкой стопы».

Брат Кирил робко покорился.

«А теперь - нажимайте»

Кости хруснули, и боль по-черному исполосовала мне белый свет. Иногда я выныривал из мрака и слышал молитвы над собой. Они проникали в меня, как дождевая вода в кротовину:

«Поболезнуем болью благоболезненной, дабы избежать боли суетной...»

Собравшись с силами, прошептал:

«Я жив?»

«Живее, чем был, сынок. Рано тебе еще к праотцам. Еще служить за это да служить. И умирать не раз...»

Так меня тогда утешил старец. И в голосе его слышалась радостнотворная грусть.

Однажды вечером я встал на ноги и потащился к ватре, вокруг которой сидела братия.

«Зрите - Лазарь гряде!» - радостно воскликнул кто-то. И все повскакивали с мест, светились огоньками их глаза.

«Добро, - прогнусавил отец Паисий. - Если наш благодетельный сын однажды решит стать послушником и принять постриг, так мы поименуем его Лазарем. Иисус очень любил этого благочестивого человека. Поэтому и воскресил его из мертвых».

Долго еще помощник из меня был никакой. Я советовал им использовать в строительстве сухостой - так легче и скорей пойдет стройка. Потому что осень уж расцвечивала вырубку желтым листом. Однако старейшина на мой совет не приставал. Тыкал патерицей в самые твердые дубы:

«Будем мерить меркой вечности. А Господь уж как-то поруководит».

Тогда он распорядился приостановить обустройство жилища, все силы сосредоточить на строительстве церкви.

На Михайлов день, когда ноябрьский ветрище колко хлестал по глазам, в нашей церквушке совершалось первое богослужение. Брат Неофит вырезал из мягкой липы Святой престол. Напаривал какие-то листья в кедровом масле и воске, растирал глинку, процеживал, а затем покрывал той смесью резное дерево. А также лики святых, нарисованные им на плотной бумаге из немецкого дота. Под тем лаком они тускло светились, как на давних византийских фресках. Брат Акакий выклепал из патронных гильз свечники - медовое сияние залило тесное пространство. Я усталал земляной пол листьями дикого винограда, чебрецом и полынью - их дух перебил крутой запах нашего пота.