– Наверное, подхватил какую-нибудь инфекцию, Молли, – сказал я, – а такая высокая температура указывает на поражение почек. Но, слава богу, у нас теперь есть антибиотики. Они в таких случаях незаменимы.
Делая Робби инъекцию, я далеко не в первый раз подумал, что высокая температура по-своему стала ободряющим признаком. Показание для применения наших новых медикаментов. Непонятное заболевание при нормальной температуре вызывало у меня ощущение беспомощности, но в эту минуту я чувствовал себя уверенно, хотя и не знал, насколько точен мой диагноз.
– Вот таблетки. Одну дайте ему днем, вторую – перед сном, а третью – прямо с утра. Я загляну завтра пораньше.
Ну конечно же, антибиотик снимет температуру и через сутки Робби будет много лучше!
Молли как будто разделяла мое убеждение.
– Мы его скоро вылечим! – Она наклонила к песику седую голову и улыбнулась. – Дурачок! Так нас напугал.
Семидесятилетняя старая дева, она всегда казалась мне истинным воплощением йоркширской женщины: умелая, спокойная, с большим запасом тихого юмора. Познакомился я с ней, когда ее предыдущая собака попала под трактор. Я прибежал, когда собака уже умирала. Для одинокой старушки потеря единственного друга не могла не быть тяжким ударом, но Молли не плакала и только поглаживала остывающее тельце, сурово хмурясь. Она была сильной натурой.
По моему совету она поехала в приют сестры Розы и вернулась оттуда с Робби.
Я снял песика со стола и поставил в корзинку, но он даже не попытался лечь, а стоял все так же неподвижно. На меня вновь нахлынуло недоумение.
Я отошел к раковине в углу, наклонился вымыть руки и увидел за крохотным оконцем сад и кролика, который нежился на солнце под корявой яблоней. Различив за стеклом мою физиономию, кролик вспрыгнул и убежал через пролом в старой каменной ограде.
Все в домике и вокруг него было старым – низкий потолок из неоштукатуренных балок, изъеденные временем каменные стены, увитые плющом и ломоносом, некогда красная черепичная крыша, край которой опасно навис над двумя подслеповатыми окошками спальни.
Выходя в дверь, я привычно нагнул голову, чтобы не задеть притолоку, и оглянулся на Робби. Он стоял в той же застывшей позе. Точно вырезанный из дерева.
Утром я застал Молли в саду.
– Ну как Робби? – спросил я с бодростью, какой отнюдь не ощущал.
Старушка замялась, явно подыскивая слова, и у меня упало сердце.
– Да получше, пожалуй, но не так чтобы очень.
Но лучше ему не стало ни на йоту. Как и накануне, он стоял у корзинки застывший, дрожащий, и только страх у него в глазах сменился вялой апатией. Я нагнулся и погладил его.
– Он вообще не может лечь?
– Может, только трудно ему. Полежал в корзинке часа три, а потом вылез и встал вот так.
Я измерил температуру: 40,5 градуса. Антибиотик и таблетки не снизили ее и на десятую. В глубоком недоумении я повторил инъекцию и обернулся к Молли.
– Нужно сделать анализ мочи. Когда вынесете его в сад и он задерет ножку, постарайтесь поймать хоть что-нибудь в глубокую тарелку, а потом слейте вот в этот пузырек.
Молли засмеялась. Она осталась верна себе.
– Попробую, да вот получится ли?
– Да, – ответил я, – задачка не из простых. Но, думаю, вы справитесь. И ведь достаточно нескольких капель.
На следующий день ничего не изменилось. Робби стоял неподвижно, температура упорно держалась на сорока с половиной. Моча оказалась нормальной – ни следов белка, ни иных признаков почечного заболевания.
Я сделал инъекцию другого антибиотика и взял кровь, которую послал в лабораторию на анализ. Оттуда мне позвонили – все в полной норме. Но и после еще пяти утренних визитов и рентгена, также не выявившего никаких отклонений, состояние песика оставалось прежним.
Я стоял посреди кухни и смотрел на моего непостижимого пациента. Выглядел он удручающе: уныло поникший, окостенелый, дрожащий. Оставалось взглянуть в глаза мрачной правде: если я ничего не измыслю, Робби погибнет.
– Попробуем еще кое-что, Молли, – сказал я, вводя песику один кубик дексаметазона, новейшего стероидного препарата, который предусмотрительно захватил с собой. – Вам, наверное, опротивело меня видеть, но я зайду утром поглядеть, не даст ли результатов хоть это лекарство.
Но Молли не дождалась утра. Наши дома разделяла лишь сотня-другая домов, и она постучалась к нам еще до обеда, совсем запыхавшись.
– Ему лучше, мистер Хэрриот! – еле выговорила старушка. – Просто чудо какое-то! Его как подменили. Вы не сходите посмотреть, а?
Меня не надо было просить – я поспешил туда чуть не бегом. Робби выглядел почти как до болезни. Мышечное напряжение еще не совсем исчезло, но он осторожно ходил по кухне, а при моем появлении медленно вильнул хвостом. Ни дрожи, ни угнетенности в глазах. Я даже ахнул.
– Он ел?
– Да. Припал к миске часа через два, как вы ушли.
– Превосходно! – Я измерил температуру. Она снизилась почти до тридцати восьми с половиной. Наконец-то! – Завтра я все-таки зайду. Думаю, после еще одной инъекции он окончательно поправится.