Вечное чудо жизни

Впервые в жизни я видел, чтобы человек снял велосипедные защипки с брючин, выходя из дома.

В этот коттедж меня вызвал некий мистер Колуэлл к заболевшей собаке. Я как раз вылез из машины, когда на крыльцо вышел мужчина, внимательно посмотрел через плечо, нагнулся и снял защипки. И нигде не было видно велосипеда!

– Извините за нескромный вопрос, – сказал я. – Но для чего вам защипки?

Мужчина еще раз посмотрел через плечо, ухмыльнулся и ответил с полной невозмутимостью:

– Здрасьте, мистер Хэрриот. Вот забежал снять показания газового счетчика, ну и обезопасился.

– Обезопасились?

– Ага. От блох.

– Как так – блох?

– Ну да. Колуэллы – люди хорошие, но хозяйка не сказать чтоб такая уж чистюля, и блох у них пруд пруди.

– Но… – Я уставился на него. – Защипки… не понимаю…

– Защипки? – Он засмеялся. – Ну, чтобы эти твари мне в брючины не набились. – Он сунул защипки в карман и скрылся за углом, видимо, направляясь по следующему адресу.

Я посмеивался ему вслед. Боялся, что к нему в брюки заберутся блохи! Надо же такое придумать. С газовщиком я был знаком много лет, и он всегда казался мне здравомыслящим человеком, и вот нате – настоящая мания. Есть же люди, которые то и дело моют руки. И конечно, защипки он надевает всякий раз, когда входит в чей-то дом. Я дошел до угла и посмотрел на домики вдоль улицы, но он уже скрылся из виду.

Чего только люди не умудряются вбить себе в голову! Подобные фантазии всегда меня интересовали. Но блошиный комплекс? Что-то новенькое. А вдруг бедняга очень из-за него страдает? Впрочем, расстался он со мной, весело насвистывая, а потому, надо полагать, навязчивая идея не оказывает на него гнетущего воздействия. Возвращаясь к своей машине, я улыбался блаженной улыбкой: ведь был четверг, а это – последний вызов, и после него начнется мой выходной день.

Ветеринария составляла суть моей жизни, и ни на какую другую профессию я ее не променял бы, однако в бочке меда имелась ложечка дегтя: занимался я ею круглые сутки. Кроме второй половины четверга. И в четверг я всегда просыпался в радужном настроении, зная, что после полудня мы с Хелен вольными птицами улетим в Бротон. Неторопливо перекусим в одном из чудесных тамошних кафе, потом встретимся с моим приятелем Гордоном Реем, ветеринаром из Боробриджа, и его женой Джин, тоже на краткий срок забывшими про телефон и резиновые сапоги. Вместе побродим по магазинам, выпьем чаю, сходим в кино. Программа, возможно, не ахти какая увлекательная, но нам она сулила благословенный отдых.

А на этот раз нас ждало особое удовольствие: сестры, мисс Уитлинг, столпы Дарроубийского музыкального общества, дали Хелен билеты на концерт симфонического оркестра Халлэ. Побываем в Бротоне, вернемся домой переодеться, заедем за сестрами – и назад в Бротон! Дирижировать должен был мой давний кумир сэр Джон Барбиролли, а от одного вида программы просто слюнки текли: «Кориолан», «Скрипичный концерт» Элгара и «Первая симфония» Брамса.

Удовлетворенно вздохнув от одного только предвкушения, я постучал в дверь Колуэллов: максимум час – и мы покатим в Бротон.

Открыл хозяин дома – мужчина лет шестидесяти, в рубашке с расстегнутым воротом, небритый, но приветливо улыбающийся.

– Входите-ка, мистер Хэрриот! – воскликнул он с гостеприимным жестом. – Извиняюсь, конечно, что мы вас заставили сюда тащиться, да только автомобиля у нас не имеется, а псу нашему что-то худо.

– Конечно, мистер Колуэлл. Насколько я понял, его ударила машина.

– Ага. Выбежал утром на мостовую перед почтовым фургоном, ну и полетел вверх тормашками. – Улыбка исчезла с его губ, в глазах появилась тревога. – Может, обойдется? Бедняга Рупи! Мы его так прозвали, потому что он лает по-особому – руп, руп!

Дверь вела прямо в комнату, где воздух был куда более спертым и ароматным, чем в коровнике. Мебель покрывала густая пыль, на столе и на полу в живописном беспорядке валялись газеты, одежда и объедки. Да, чистюлей миссис Колуэлл назвать было трудно.

Тут из кухни появилась сама дама и поздоровалась со мной так же приветливо, как и супруг, но глаза у нее покраснели и опухли от слез.

– Ох, мистер Хэрриот, – сказала она дрожащим голосом, – Рупи нас насмерть перепугал. Он в жизни ничем не болел, и вот вдруг… А что, если он не выживет?

Я посмотрел на пса, вытянувшегося в корзине у стены. Дворняга, но с заметной примесью спаниеля. Он глядел печальными глазами, полными ужаса.

– Он сам добрался до дома? – спросил я.

– Нет, мы его на руках принесли, – сглотнув, ответил мистер Колуэлл. – Мы думаем, может, ему хребет перешибло.

– Хм-м… Ну посмотрим. – Я опустился на колени рядом с корзиной, и Колуэллы тоже встали на колени справа и слева от меня. Я оттянул нижнее веко Рупи и увидел розовую конъюнктиву. – Цвет нормальный. Никаких признаков внутренних повреждений. – Я ощупал ноги, ребра, таз и не обнаружил переломов. – Ну-ка, старина, поглядим, как ты стоишь, – сказал я, осторожно подсунул руку под живот и начал легонько приподнимать моего пациента.

Он протестующе заскулил, и хозяева ответили сочувственными возгласами: