Вечное Евангелие в вечно меняющемся мире (ЛП)

У этих прославляющих предательство племен была в ходу весьма впечатляющая и действенная церемония заключения мира. Воины из обоих племен выстраивались на открытой поляне в ряд лицом друг к другу Оба племенных вождя выбирали из своих отпрысков своего любимого сына и отводили его к человеку с другой стороны, которому более всего доверяли. Такого ребенка называли «дитем мира». Каждое племя любило и берегло свое дитя мира. Дитя мира служило им защитой от другого племени. Пока был жив этот ребенок, они знали, что им не грозит нападение извне. Почему? Да потому, что они становились одной «семьей» со своими противниками. Можно предать друга, но предать семью нельзя. Пока были живы дети мира, два племени пребывали в мире друг с другом.

Миссионеры внимательно наблюдали за происходящим и задали туземцам немало вопросов. Вот она — аналогия с искупительной жертвой, которую они искали! И когда им представилась в следующий раз возможность обратиться к сави, они рассказали им о войне между небесами и землей. Они рассказали, что Бог так возлюбил мир, что послал людям Свое «Дитя мира». Он отдал Своего Сына человеческому «племени». И хотя мир между племенами сави длится лишь до тех пор, пока живо их дитя мира, Бог сумел заключить с ними постоянный мир в Иисусе, и потому теперь Он живет вечно. Теперь Бог на их стороне. Они стали одной семьей! Это контекстуализированное Евангелие стало доступным для их понимания, и многие из этих обитателей джунглей приняли Христа.

Подобного рода случай произошел в другой части света, далеко от Новой Гвинеи. Эд Дикерсон рассказывает о попытке Брюса Олсона принести Евангелие народности мотилон, живущей в отдаленном районе Южной Америки. Олсон выучил их язык, и аборигены смирились с его присутствием. В конце концов его самый близкий друг из этого народа стал христианином, но дело продвигалось медленно.

У мотилонов был обычай устраивать песенные марафоны, когда люди, лежа в гамаках, подвешенных высоко над землей, сообщали нараспев новости, которые каждому довелось услышать или пережить на себе за последние несколько дней. Во время одного из таких празднеств Олсон услышал, как его друг, первый мотилонский христианин, с помощью песни рассказал своим соплеменникам об Иисусе и своем обращении в христианскую веру. Он пел в течение четырнадцати часов, а за ним слово в слово, нота в ноту повторяли своим соплеменникам услышанное другие «гамачники», разнося евангельскую весть в ночи по всем джунглям.

События вроде бы развивались неплохо, но самому миссионеру было как–то не по себе от происходящего. «Все это выглядело как–то по–язычески, — писал он. — Заунывная музыка в минорной тональности, больше похожая на ведьмины завывания. Все это было, если можно так выразиться, унизительно для Евангелия. И все же, когда я посмотрел на людей, они слушали так, словно от этого зависела их жизнь. Бобби передавал им в своей песне духовные истины».

Его пение напоминало миссионеру «ведьмины завывания». Вот такая была у мотилонов музыка. Да, их музыка, как и их язык, прежде служили ложным богам. Но при этом миссионер не колеблясь перевел Библию на мотилонский язык, несмотря на присутствие в нем многочисленных терминов, связанных с языческим богослужением. Евангелие можно было донести мотилонской народности только на том языке, который они могли понять.

То же самое можно было сказать и об их музыке. Бог мог использовать в общении с мотилонами только тот музыкальный язык, которые они знали. Хоралы Баха и американские госпелы здесь бы ничем не помогли. Лаодикийская самоуспокоенность миссионера стала препятствием для проповеди Евангелия. Он считал, что во всем, что касается духовного просвещения, его методика возвещения Благой вести — самая правильная и его любимая христианская музыка лучше всего подходит для передачи Евангелия. Он оказался не способен выйти за рамки собственных устоявшихся представлений, поэтому Бог обошел его стороной и «спел» Евангелие мотилонам так, чтобы они его услышали[3].

Проблемы, с которыми столкнулись миссионеры в обоих случаях, случаются, хоть и в меньших масштабах, в жизни каждого человека чуть ли не каждый день. Люди с трудом подбирают нужные слова, чтобы донести до ближних свои мысли. Передача своих мыслей вызывает определенные трудности, потому что у каждого человека есть свой «культурный горизонт». Каждый человек на чем–то специализируется и каждый чем–то ограничен. Позвольте мне проиллюстрировать эту мысль на примере из физического мира.

В закрытом помещении физический кругозор для каждого человека ограничен четырьмя стенами и потолком. Если я выйду наружу, мой кругозор расширится, но будет по–прежнему чем–то ограничен. В городе, например, ему будут мешать здания и физический ландшафт, а в долине — деревья и холмы. В ровной степи, где нет ни возвышенностей, ни деревьев, можно увидеть дальше. Но обзор будет еще лучше, если вы заберетесь на вершину высокой горы.