Вечное небо казахов

Гностический символизм одеяния как тела можно сравнить с обычаем сибирских тюрков делать «тул» – изображение-заместитель покойного из его одежды. В гностицизме 7 архонтов – правителей материального мира из себя (из своей субстанции) сотворили психического Адама, его душу, которая поэтому кратна семи: «костная душа», «мускульная душа» и пр. [55] Это представление буквально совпадает с представлениями сибирских тюрков о множественных душах – костной душе, душе-крови и пр.[56] У орфиков существовало представление о том, что душа (дух), следуя из небесной обители на Землю, надевает 7 металлов, а возвращаясь на небо, снимает их, перед Богом представая обнаженной. Орфические семь металлов – семь планет-управителей тождественны семи архонтам гностиков. Все это подтверждает нашу интерпретацию двух даров Бапы-хана человеку как души и тела, а также объясняет символизм змеиной кожи как металлических доспехов и оружия в ритуале воинского посвящения «жылан айыс».

Символизм доспехов и оружия как души и тела совершенно закономерен для кшатрийского мировосприятия тюрков. У средневекового иранского суфия Сохраварди также встречается этот образ: вечная душа, воплощаясь, забывает свою истинную природу и облачается в «кольчугу элементов», причем элементов не только телесных, но и низших психических. Отличие иранского образа от тюркского в том, что в «Жылан абыты жiгiт» акцент делается на сохранение истинной природы человека, осознание его миссии, в отличие от «забвения истинной природы» у иранских мистиков.

«Жылан абыты жiгiт» на метасюжетном уровне обнаруживает параллель с гностическим «Гимном жемчужине», найденном в апокрифических Деяниях апостола Фомы [57]: человек спускается в царство змея и надевает одеяния эмира змея. Интерпретация события в гностическом и казахском текстах совершенно противоположна: джигит приходит к Бапы-хану, чтобы получить награду, которой и является подаренная царем змей кожа, царевич спускается в этот мир с тайной миссией вернуть жемчужину и надевает «грязные, мерзкие одежды» ради маскировки. Царевич забывает свою миссию, но письмо родителей напоминает ему о ней, он околдовывает змея, забирает жемчужину и возвращается в свой, верхний, мир, по дороге сбрасывая змеиные одежды и надевая свою царскую мантию. Если, как уже говорилось, одеяния низшего мира символизируют душевно-телесную субстанцию, «несчастье миров», то царская мантия, собственные одежды, символизируют высшее «Я». Жемчужина – метафора души, божественная сущность, попавшая в плен к силам тьмы.

Если «Жылан абыты жiгiт» рассматривать как выпавший фрагмент «Ер-Тостика» или его преамбулу, то выстраивается следующая схема: герой сначала спасает дочь Бапы-хана и получает одежды змея (Бапы-хана), затем убивает змея, взбирающегося по Мировому Дереву к гнезду Самрук, и спасает ее птенцов. В некоторых версиях Самрук, как и Бапы-хан, глотает и изрыгивает героя, наделяя его необыкновенной силой. Два удивительно симметричных эпизода, происходящих в нижнем и верхнем мирах, позволяют предположить существование некогда последовательных инициационных ритуалов (об этом позже, в следующем разделе), объясняющих смысл человеческой жизни, человеческое предназначение в этом мире согласно тенгрианству. Подобно тому как царевич гностического гимна меняет одеяния, возвращаясь в верхний мир, казахского джигита глотает и изрыгивает Самрук, усыновляя его или, иначе говоря, пересотворяя его душевно-телесную субстанцию.

Бапы-хан и Самрук, змея и орел, символизируют здесь нисходящее и восходящее движение между Всевышним и миром. Гностицизму в некоторых его версиях присуще резкое противопоставление этих двух тенденций и крайне негативная оценка первой из них, как возникающей в результате действий злого Демиурга – врага истинного светлого Творца. Тенгрианство, как и многие другие традиции, осознает единство, взаимосвязь и взаимопереход противоположностей. В индуизме бог неба Варуна иногда называется «гадюкой», «змеей», солярные божества Адитьи изначально были змеями, бог огня и света Агни единосущен змею Ахи, а рассветное солнце сравнивается с Ахи, выскальзывающим из своей кожи.

«Змей – это потенциальный огонь, а Тьма – неманифестированный свет… В индийской религии и метафизике божество действует и в мрачном (змеином) и в светлом (божественном) преломлениях. Оба аспекта выражают лишь два условия существования божества – виртуальное и актуальное, сокровенное и явленное, покоящееся и разбуженное, теллурическое и небесное» [58]. Именно в этом смысле надо понимать убийство Коркута (Орла) змеей: сворачивание бытия, уход в неявленное («орыт лi десем лi де емес, тiрi десем тiрi де емес» – «О Коркуте нельзя сказать, что он мертв, и нельзя сказать, что он жив»).