Через неделю мы выехали на его старом, сильно потрепанном «Москвиче». Пока мы пробирались в пробках по городу, я по привычке смотрел на прохожих и думал, что если мы не вернемся, то сейчас у меня последняя возможность увидеть родителей. Вряд ли я столкнусь с ними в другом городе, поскольку они здесь прожили большую часть жизни и здесь умерли. Но я увидел только свою бывшую жену, впервые за много лет — она стояла посреди толпы и, тыча указкой в направлении старого собора, что-то визгливо выкрикивала. Значит, она все еще подрабатывает экскурсоводом в городском агентстве. Мне говорили, что она умерла, но, скорее всего, это неправда — я ее видел очень явственно.
Мы поехали дальше, и поскольку ее неприятный голос продолжал звучать в ушах, я понял, что родителей мне сейчас не увидеть. Я погрузился в сон, и опять приснился один из моих вечных сюжетов: я стою перед окном в доме, а дом на высокой дюне на берегу моря. По морю катят огромные волны, они почти достигают дома — и вот одна, особенно огромная, выбивает стекла в окне и вливается в комнату. Я цепенею одновременно от ужаса и восторга…
Когда проснулся, мы уже ехали за городом, мимо какой-то деревни.
— Что за дорога?
— На Ригу.
— Что будем делать в Риге?
— Ничего. Нас туда не пустят. Свернем на Псков, потом в Печоры. Там великолепный монастырь.
— Думаешь, в монастырь нас пустят?
— Конечно! Как посетителей.
— Хорошо бы нам постричься в монахи!
— Ты в Бога веришь?
— Не знаю.
— Тогда в монахи нам нельзя.
— А где будем сегодня ночевать? Хотелось бы в приличной гостинице.
— Никаких гостиниц. Деньги надо экономить. Ночевать будем в машине, возле поста ГАИ. У меня два хороших спальника.
— Как скажешь.
Мы опять надолго замолчали. Мой друг внимательно смотрел на дорогу, а я снова погрузился в дремоту и увидел свою жену. Она еще молодая, выходит из леса с охапкой цветов и машет ими мне, а мы проносимся мимо. Я хочу остановить Сашу, но не могу проснуться. За следующим поворотом она снова выходит и снова машет. Это очень неприятно, я прилагаю все силы, чтобы проснуться, — и мне наконец это удается.
Дорога шла через густой хвойный лес, и казалось, что уже совсем стемнело. Саша даже включил ближний свет.
— Земную жизнь пройдя до половины, мы очутились в сумрачном лесу, — продекламировал я.
— Да, сумрачное место. Где-то здесь моего приятеля остановили, проломили голову и забрали машину.
— Давно?
— В начале девяностых. Тогда здорово шалили на дорогах.
— А сейчас нет?
— Я не слышал. Да и вряд ли кто позарится на мой «Москвич».
Лес внезапно кончился, но светлей не стало. Незаметно подкрался вечер.
— Вероятно, скоро будет пост ГАИ или стоянка дальнобойщиков, там и остановимся.
Но мы ехали уже минут сорок, а ни стоянки, ни поста не было. Не было даже встречных машин. Я начал волноваться.
— Может быть, ты не заметил, как мы свернули?
— Как это я мог не заметить?
— Не знаю, но разметки нет. Значит, не магистраль.
— Черт возьми! И правда нет. Это, видимо, на развилке меня фары ослепили, я и повернул. Ну ничего, если совсем стемнеет, заедем куда-нибудь поглубже в лес и там заночуем.
— Вон там, впереди, человек стоит!
— Где, где? Я ничего не вижу. Да и нельзя в это время останавливаться.
Подъехав ближе, мы увидели старуху, которая махала нам платком, зажатым в руке. Старуха была неестественно крупной, в черном пальто. В другой руке держала огромную корзину.
— Жуть какая-то. Ну что, будем останавливаться? — спросил Саша.
— Давай. С одной бабой-ягой мы справимся.
— Миленькие. Сам Бог вас послал, — запричитала старуха в окно. — Я уж думала — ночевать в лесу придется.
Баба-яга объяснила, что Ржевская, как она выразилась, дорога — километров сорок левее, а если мы ее довезем, то сможем переночевать у нее и утром двинуться дальше.
Вскоре мы свернули и с этой дороги в сторону и долго ползли по неровной, в рытвинах грунтовке в какую-то жуткую глухомань. Саша громко чертыхался, объезжая очередную яму.
— Ну, скоро деревня ваша?
— Да разве это деревня! — Старуха вдруг заговорила глухим, осипшим голосом, и я покосился назад: не превратилась ли она в Кащея Бессмертного? — Три дома всего. В одном я с мужем, в другом сестра, а в третьей дачник. В этом годе еще не приезжал. Вот здесь останавливайтесь, это мой дом.
— Да где же дом? Ничего тут не видно.
— Вон, свечечка в окне. А электричество нам уже второй год как отрубили. Трансформатор, говорят, сгорел.
Я два раза здорово стукнулся о притолоку, пока мы добрались до комнаты, в которой действительно горела на столе свеча и кто-то большой, с темным лицом, сидел за столом и резал хлеб.
— Я тебе постояльцев привела. Заблудились они на своей машине, ночевать здесь будут.
— Давайте, места много. Машина — «Москвич»?
— Вы, видно, из шоферов? По звуку узнаете.
— Да, всю жизнь за баранкой. Правда, я больше на автобусе. До самой пенсии водил.
Появился Саша с провизией. Увидев бутылку, мужик заметно оживился.
— Это хорошо. А у меня как раз картошечка горячая. Сейчас вот сала порежу.